Список Зелика Суперфина

По улицам нашего городка грохочет колёсами конная упряжка. На видавшем виды сиденье-конюх местного завода металлоизделий. Он щурится от солнца, смотрит на людей через толстые стёкла очков. Всем улыбается, а увидев детишек, останавливается:
-Э-э, киндере! Садитесь, прокачу!
Проводит шершавой ладонью по моей голове:
- Как папа? Скажи ему: «Привет от Зелика»!
- Он поймёт?
- Поймёт! Наш еврей понимает с одного слова!
- Батя, тебе привет от Зелика. Ты понял, что он хотел сказать?
- Он передал отцу, что в его доме снова открыли подпольную синагогу, - догадывается мама.
- Почему она подпольная?
- Потому что, мы, евреи есть и как будто нас нет, - говорит отец и продолжает:
- Вот ты есть?
- Есть!
-Но тебя нет, как еврейского мальчика. Ты уже в пятом классе, но писать на идиш не можешь. Не можешь разговариваешь на нём.
- Очень мне это нужно! Когда ты разговариваешь, все смотрят в твою сторону, а мне из-за тебя стыдно.
- Потому и стыдно, что ты есть и как-будто тебя нет?
- Я могу разговаривать и писать на русском языке. Разве этого мало?
- Но тогда ты не поймёшь, что пишет твоя бабушка Соня.
- Мама прочтёт!
- Не забивай голову ребёнка своими бреднями, - тебе больше заняться нечем? - мама прерывает наш бессмысленный спор.
Но слова, сказанные отцом, пробивают маленькую брешь в моём советском воспитании. Будто упала пелена с глаз, и в своём городке я обнаруживаю ещё один городок, но поменьше. В нём взрослые знают моего деда Залмана и отца Давида. Встречаясь друг с другом на вопрос: «Как дела»?, они в ответ разводят руки в разные стороны, или улыбаются одними губами. Могут сказать всего два слова: «Их вэйс» (Я знаю).
Но по интонации не определить, что знает тот, кто говорит? Или совсем ничего не знает, или просто не договаривает?
В городке отмечают еврейские праздники, выпекают мацу, поминают умерших, собирают деньги для бедных. Милиция, конечно, кое-что знает, но зачем ей поднимать шум? Сидите, евреи, тихо! Тогда будет всё шито-крыто! Но евреи всё равно начеку: шабат проводят в одном молельном доме, потом - во втором, в – третьем. Молитвеннии уносят и приносят с собой молитвенные книги, ничего не оставляют. Первое лицо в этом городке – тот самый Зелик, которого уважительно называют: ребе! И не столько за Знание Устной и Письменной Торы, сколько за доброе имя, мудрость, человеколюбие. А ещё больше за подвиг, совершённый им в сорок первом году.
… Над местечком Милославичи опустилась тёплая июльская ночь. Не спалось. Зелик вышел на улицу, подошёл к жеребцу, дал ему свежей травы, рядом поставил ведро воды, прислонился к нему. Когда-то маленький жеребёнок провалился в зимнюю прорубь реки Ипуть. И юноша бросился в месиво льда к нему на помощь!
Это произошло перед избранием его председателем еврейского колхоза. Предложили несколько кандидатур: людей, умудрённых жизненных опытом, хороших хозяйственников. Зелик из батрацкой семьи: и дед, и отец работали на помещика, а он, как только подрос, пошёл к коням.
- Кони - это не люди! Председателю нужно знать, когда сеять, когда убирать? Наш колхоз конюху нельзя доверить, - говорили противники.
- Не знает - узнает! Зелик не побоялся броситься в проруб, спасая жеребёнка. Он не побоится пойти за нас в огонь и воду, если придёт беда. - высказал своё мнение Соломон, самый многодетный еврей местечка.
И оно было решающим!
Почему об этом вспомнил именно сейчас? Да потому, что наступила такая беда, о которой и подумать не могли. Над местечком стояла тишина. Она была обманчивой. Это хорошо понимал Зелик Суперфин.
- Преодолев от Бреста 340 километра за три дня, немцы уже ведут бои за Минск. Примерно такое же расстояние от Минска до Милославич: 370 километров! Немцы могут быть у нас за считанные дни, - размышляет Зелик. - Выезжаем утром! И так уже задержались на три недели.
Не все евреи не хотели уезжать из местечка. Ой, как не хотели! Тем более, были напичканы лживыми советскими сообщениями: «Не поддаваться панике. Врага остановим. Наша армия - всех сильней!».
Да и кто хотел бросить свой дом, хозяйство? Только зажили после организации еврейского колхоза «Ноер Лебен»!
- Немцы - развитая нация! В первую мировую войну они не убивали евреев. Пусть партийцы - активисты боятся, - мудрили колхозники, - а что нам бояться? Советская власть для нас тоже не была, как мать родная…
С ними Зелик говорил убедительно: Забыли свою историю? Те евреи, которые не вышли из египетского плена - погибли! Те, кто хотели вернуться обратно из синайских песков, остались в тех же песках. И только не видевшие рабства пришли в Землю Обетованную!
Утром 17 июля 1941 года в направлении Хотимска - городка на границе с Россией, из местечка Милославичи выехало 20 конных упряжек - по две семьи на каждую. Вещи - минимум, только продукты на дорогу, да побольше овса для коней.
Не проехали и семь километров, как дорогу перегородили бабы и мужики с вилами:
- Жиды! Если хотите, чтобы вас не побили, коней и всё, что везёте с собой, отдайте нам!
Но не тут то было: евреи направили охотничьи оружии на погромщиков. Закусив удила, помчался в их гущу громадный и страшный во гневе жеребец Орёл, тот кого жеребенком спас Зелик…
После первой стычки, дождливой ночи в лесу, двадцать семей решили вернутся обратно. На все уговоры они отвечали отказом, да и некогда было с ними распускать нюни.
Никто не знал, что кого ждёт. Все, кто вернулись, об этом, видимо, горько пожалели, когда куча местных полицаев под присмотром трёх немцев повели их на расстрел.
А двадцать семей всё-таки добрались до Тамбова: лошадей передали Красной Армии, кое-как втиснулись в теплушки, и старенький паровоз, натужно пыхтя, потащил вагоны за собой…
Из списка Зелика, не побоявшись трудностей в дороге, все остались живыми! Он спас не только их сорок-пятьдесят человек, но и тех, кто родились потом. Моими соседями по Михалину были послевоенные Женя, Лёва, Рая и Аня Ошеровы. Их отец Малах с женой Любой и малышкой Евой были как раз в команде Зелика. Хохотушка Аня Школьникова родится, как и я в сорок седьмом - дочь Фирочки Резниковой. Она, её младшая сестра Слава - будущая учительница моего брата вместе с родителями, тоже были в команде Зелика.
Были и другие, о которых я просто не знаю. Зато знаю другое: такого, как Зелик не было в михалинском колхозе «Энергия». Поэтому евреи были представлены сами себе: кто смог - уехал, кто не смог - погиб, как моя бабушка, как мои тёти и дяди. Не было такого, как Зелик в еврейских колхозах в сёлах Родняи Карпачи. В первом селе всех евреев побили, во втором - сожгли. Не было такого, как он, и во многих местечках и райцентрах Беларуси, в областных центрах. Поэтому и наблюдалось такое массовое уничтожение евреев. До самой горбачёвской перестройки и даже позже трагедия народа замалчивалась. А такие Герои, как Зелик, себя не выпячивали. Делали больше: после прошедшей Катастрофы, не давали погаснуть еврейскому огоньку…
…Закрываю глаза – и вижу, как по улицам нашего городка грохочет колёсами конная упряжка. Лошадь без понуканий везёт груз по нужному адресу, а Зелик то ли в сладкой полудреме, то ли в своих размышлениях…
Узнав меня, машет рукой:
- Садись, киндере (мальчик на идиш), довезу до школы.
Едем, улыбаемся, подмигиваем друг другу.
- Как подпольная синагога? - спрашиваю я, показывая, что могу держать секреты.
-Тпр-р-у-у, - от неожиданности Зелик останавливает коня, - тебе ещё рано задавать такие вопросы. Но ты приходи.
- Когда?
-Когда подрастёшь!
… И я подрастал, напичканный фальшивыми лозунгами. Школа, газеты, радио влияли больше, чем семья. Армия? Обязательно! Но есть близорукость? Называю буквы наугад, авось, пройдет! Проходит! Отец – фронтовик, а я буду в мирное время прятаться? Нет! Работа? Только в редакции! Вокруг столько прекрасного! Пишу, восторгаюсь хорошими изменениями: штатный сотрудник городской газеты, а Зелик ездит на той же конной упряжке, по тому же маршруту. Увидев его, выхожу из редакционной машины:
- Добрый день! Помните, вы мне сказали приходить, когда подрасту. Я уже вырос!
- Нет, ещё не вырос, - и Зелик прикрикнул на коня, - н-но!
… Проходят годы. Жизнь катится по кругу, как освещение сезонных тем.
Журналистские конкурсы, газетная текучка занимала много времени, но когда узнал, что в Москве живёт михалинский еврей – полковник Вениамин Миндлин, пять раз удостоенный Звания Героя Советского Союза и ни разу его не получивший, помчался в Москву. И только, когда я опубликовал очерк о Герое - танкисте, мне позвонил Зелик и сказал:
- Молодец! Наконец написал что-то стоящее. Приходи! Ты уже вырос! Ты же хотел написать обо мне?
- Ребе Зелик, но как ты прочтёшь? Ведь ты давно уже умер? Тебя нет…
- Э-э, киндере, киндере. Прочтут другие…