НА ГРЕБНЕ ЧУВСТВЕННОЙ ВОЛНЫ

Любое, вышедшее из-под пера автора произведение, любая книга, подвергается обычно и нападкам, и похвалам. Считая первое из них уделом критиков-профессионалов, хочу поделиться с вами, друзья, впечатлениями простого читателя, возникшими после прочтения альманаха «Римон-6».

Уже начиная с первых страниц, эта книга по настоящему увлекла меня. Ибо что есть важнее для народа его собственной истории, глубоко уходящей корнями в далёкое, но такое дорогое прошлое? Чётко и мудро, с использованием в повествовании народных преданий, квалифицированный историк по образованию Борислав Остапенко знакомит читателей в своём очерке с историей возникновения г. Реховота.
«Похоже, сбываются слова Хаима Вайцмана, сказанные им в далёком 1946 году: «Наука… вдохновит молодёжь и создаст здесь новые источники духовных устремлений…», - с гордостью, воодушевлением и надеждой завершает своё повествование автор. И мы в это верим.

Дальше идёт художественная проза. «Проза жизни» Эли Гендельмана. Страницы, страницы… и на каждой из них светят, взывают, кричат ЭТИ ГЛАЗА. Впечатляет и волнует.
Немало воспоминаний осталось в наших сердцах из советской эпохи. Окунаюсь в её атмосферу, в далёкие дни нашей ограниченности и слепоты, неистовых страстей и заблуждений, чьих-то героических, чистых и наивных помыслов, а чьих-то чудовищно неразумных. Автор утверждает, что так было на самом деле. И воссоздать тот период так колоритно, живыми диалогами – это искусство.

Евгения Горбовец. И проза, и поэзия. Вчитайтесь, друзья, в эти строки: « …на мгновение становится жутко – нет ни неба, ни земли, ни воды, замирает сердце… Но проходят минуты, тьма редеет, и глаз начинает различать тёмную поверхность воды, далёкий силуэт берега, сверкающие точки маяков. И над всем этим – огромный, божественно светящийся купол неба!», - это путевые зарисовки под названием «Отплытие». Да разве же можно не ощутить какой обнажённостью чувств откликается Евгения на это природное явление? Сопоставляет, анализирует, добирается до сути – с оптимизмом, с верой, с надеждой!
Стихи. Надо же придумать: «набухший горизонт»? Очень даже впечатляет. И просвечивает сквозь творения «волшебство духовной красоты».

А я уже окунаюсь в позднюю осень писателя – художника лирической прозы Галины Коган, и вижу вазу на столе с жёлто-красными листьями клёна, и что-то сладкое и щемящее сжимает сердце:
«А люди спешат на работу. Лишь ветер, окно распахнув,
Мне бросил к ногам позолоту – погибшую ночью весну…»
Почти незаметно, плавно переводит читателя тонкая и очень открытая Галина в израильскую зиму. И внезапно «где-то вдали начинают взлетать в небо фейерверки молний, и почти сразу же слышится рычание какого-то дикого зверя, сливающееся с нарастающим грохотом литавр и барабанов и переходящее к финальному аккорду, на пике громкости, разрывающему на части купол растерзанного неба». Замечательно! Как и изящное, глубоко индивидуальное восприятие Галиной Коган музыки современного гитариста и композитора Александра Винницкого.
«Как можно полюбить то, что не знаешь?», перебирая струны своей души, поёт Галина. Именно поёт, ибо в этой дивной прозе, я слышу музыку сердца автора.

Борис Корш. Как глубоко соотношение исторического фундамента и мудрых размышлений в прозе автора! Он ведёт повествование об отце, о «деле врачей», о судьбах замечательных и не очень людей, встретившихся на его жизненном пути, щедро делясь с читателем собственным опытом, мудростью, проницательностью и замечательным даром слова. Как обойти молчанием хотя бы очерк «Люба, Любочка, Любовь»? У меня особое отношение к людям, завоевавшим для нас Победу – почтительное до слёз, до дрожи… Никого нет в комнате, а мне так хочется поклониться женщине, расписавшейся на рейстаге, и в своих простеньких незамысловатых стихах сумевшей всего двумя строками написать так о многом:
«Могли спокойно спать под грохот канонады,
В тревожной тишине – не спали по ночам».
И полнится сердце благодарностью и к Любови Никольской, и к человеку высоких нравственных принципов – Борису Коршу, с какой-то особой светлостью души, передающему поколениям по цепочке памяти эти дорогие воспоминания.

Виктор Левицкий. Ещё не начав даже читать рассказы этого достойного автора, я преисполняюсь глубочайшим уважением к человеку, который так проникновенно прочитал на вечере-презентации альманаха свой рассказ «Фотографиня». Вспоминаю эту оригинальную по замыслу вещь, читаю исповедь души с прозаическим названием «Два кронштейна», и мне хочется молча, по-мужски пожать руку его автору. Вы позволите, Виктор?

«Поминальная молитва» Игоря Лермана заставляет задуматься. «Не ради денег, а ради Вс-вышнего». Вот оно! И как тут не отдать дань уважения мудрой идишской поговорке и тому экстракту воспоминаний, помещённых на одном листе, но заключающем в себе целые эпохи.

Сказать, что я с особым удовольствием прочитала прозаические творения Людмилы Павловой – ничего не сказать. И смех до слёз («Из жизни весёлых и находчивых»), и чуть ностальгический экскурс в бывший СССР, и размышления, размышления. А ещё – волна радости! Радости за несомненную творческую удачу Людмилы.
Вот пишу свой отзыв и вижу, как сокрушительно кивают головами скептики: «Так не бывает, чтобы всё было только хорошо». И они правы. У каждого из нас, (смею и себя причислить к пишущей братии), есть масса недостатков в скромных творениях души. Однако я пишу этот отзыв, как читатель и только. Возможно, чуть необычный читатель, потому что есть в моём восприятии одна черта – видеть, прежде всего, хорошее в душе человека и в его творении. Ну, такая я…

Так различны по тематике произведения, вошедшие в альманах, как непохожи друг на друга, бывают люди. Разные люди… Одни идут по жизни, сохраняя достоинство и соблюдая моральные нормы и законы, других – трагическое стечение обстоятельств и тщетные поиски выхода из них, к сожалению, приводят к нарушению этих законов.

«Убийство в квартале Художников» Александра Рыскина – из жанра детективов. Из снежной атмосферы повествования разведчик недр человеческой души ведёт нас по сложному пути поиска убийцы. Немезида… Что заставило человека впасть в этот глубокий кризис? Пойти на месть? Шаг за шагом, сопоставляя факты, сравнивая и изучая каждую мельчайшую подробность, используя несомненное умение удерживать читателя на пике напряжения, автор ведёт к развязке этой психологически непростой истории.

Аркадий Спивак… Его необычные стихи мне уже доводилось слышать и раньше, а вот эссэ – нет. И я растворяюсь в живейшем повествовании писателя. В чём секрет этого «растворения»? Возможно в том, что при выборе слов Аркадий пытается добиться такой же пронзительной простоты и сжатости, как Марк Шагал в живописи?
Во всяком случае, я даже вкус струделей ощутила. Ведь и моя бабушка пекла их просто изумительно!
Не выдерживаю, листаю альманах, чтобы найти стихи Аркадия. И я вознаграждена. Глубоко личные интонации:
Пыль времён рыжеватою жижею
Заливает в костре поленья…
Обними меня, моя рыжая,
И присядь ко мне на колени».
Из сердца из самой глубины, кажется, вытянуто всё возможное, выжато досуха, вознесено и:
«На дыбе чувств, и новый случай –
Лишь только память о былом.»
И хочется сказать:
«Ах, оставьте, ах оставьте!», - я потрясена!

Размышления, молчание и «Звуки шофара» (гравюра Валерия Курова). В них, несомненно, талантливый художник, укрыл особый призыв. Слышите его?
До мелочей продумано оформление сборника. Браво!

И вот, уже звучит «мелодия шагов по клавишам паркета»… Это первая строка замечательного поэта, светлой памяти, Виктора Бермана.
«Нет разгадки тайнам мирозданья,
Но опять над кружевом дорог
Разольётся лунное сиянье,
Словно шутке улыбнулся Б-г.»

Творец улыбается нам через творения художников, музыкантов, поэтов, сумевших открыть в себе особый Свет. Надо только понять, прочувствовать сердцем, что «Красота бессмертна!»
Долой преступное равнодушие мира! Его клеймит душа истинного художника-творца Марка Гольденбланка.
«… через грубость, таинство и муки –
Рождаются шедевры на века!»
Да! Да! Да! Это голос посвящённого.

А дальше… дальше – волнительное и глубоко почтительное молчание. Листаю страницы, на которых печаль и свет воспоминаний… Стихи, благословенной памяти, Владимира Добина.
Жили мы в одном городе, ходили рядышком, но когда светлейший человек и до корней волос поэт Владимир Добин уходил из жизни, я делала лишь свои первые шаги в поэзии – неуверенные и косолапые.
«Сколько б ни выпало бед,
В лучшее верь и держись.», - завещал поэт. И мы верим! И этой верой сильны!
И гордимся, что Владимир Добин жил и трудился в Ришон ле-Ционе.
Светлая память…

Новые страницы вызывают новые ощущения. НАШ, ришонский Константин Кикоин!
Необычные стихи. Их надо понимать. Как «био-текскую» эстетику архитектуры Сантьяго Калатравы – мощную, новую, неподражаемую.
Его стихи – не для любителей лёгкого чтения. Полное вознаграждение приходит лишь к терпеливым. Поэзия К. Кикоина удовлетворяет высокие потребности души.

«Жизнь – как медь под плёнкой злата…
Жизнь сквозь слёзы – зелень меди.
Жизнь - порою сердца трата…, - утверждает Людмила Костромичёва. Согласитесь же, друзья, что есть изюминка в этих строках. А «Соль несовпадения» поэтессы прожигает насквозь не только душу, но и Время, и Пространство. Соль Неба… Глубина!
Ну, нет. Так не пишут отзывы. Надо писать кратко, чётко. Три – пять фамилий, общее впечатление. Всё. Но не получается…
Такова потребность внутреннего голоса – сказать коллегам хоть словечко о том хорошем, что ощутила при прочтении их произведений. Как писал когда-то Паскаль: «Добрые слова оставляют в душах людей прекрасный след. Они смягчают, утешают и исцеляют сердце того, кто их слышит». А литераторам они дарят ещё и вдохновение, которое выражается в новом творчестве и чуточку наклоняет к нам Небо.

«Словно кистью завладел Веласкес,
Пурпур, медь, лазури полоса…», - и тихий голос «потревоженной» этой красотой души Светланы Рафус – души тонкой и романтичной.

Какая-то особая наполненность чувствуется в строках Владимира Рубинштейна. Источник его откровения глубокий, чистый и… обнажённый. Стихи заставляют задуматься:
«Что было там? А что сейчас вершится?
Предугадать? Домыслить? Что за бред?!
И мудрость много думающей души, и «робость пера» поэта, говорящая о тонкости восприятия – всё тихой радостью откликается где-то в глубине: «Иерусалим – задумчив и велик!» ВЕЛИК!

Всего несколько стихотворений Антонины Ферапонтовой, а столько рассказано – искренне, порой с затаённой слезой:
Двое старшеньких были далече
И без адреса – на Колыме.
Двое средних – нет, время не лечит –
Полегли на проклятой войне…

И хочется помолчать…
Очень впечатлили меня работы юных художников! Замечательная идея – совместить в альманахе это дивное, колоритное, полное жизни творчество детей с литературными произведениями.

Завершается альманах статьями, мемуарами.
Елена Гольцфарб-Лурье.
Я давно слышала о силе реалистического искусства театрального режиссёра Леонида Эммануиловича Лурье. Его негласным кредо, как мне видится, была борьба за развитие красоты, мысли, искусства. В своё время спектакли Л. Э. Лурье считались одним из самых значительных явлений театральной культуры в бывшем СССР.
Елена Гольцфарб-Лурье изложила жизнеописание отца чётко, упрощенно. Лексика строго отобрана и продумана. Но где-то внутри, между до предела упрощенной структурой предложений яркими искорками пробивается гордость дочери за достойного отца, за немалые творческие успехи истинно талантливого режиссёра.

Читаю фамилию Эмиль Зигель и с величайшим удовольствием вспоминаю его игру на фортепиано в день презентации альманаха. Нет, словами передать то впечатление, пожалуй, невозможно. И мне внезапно хочется встать и поклониться этому замечательному музыканту и Ветерану ВОВ, не устающему дарить своим искусством минуты радости людям. Дорогого стоит! СПАСИБО ВАМ, ЭМИЛЬ!

Вот и последние страницы альманаха. Завершаются они произведениями Аиды Злотниковой, ещё прежде своих творений покорившей меня удивительным женским шармом, обаянием и проникновенными, наполненными особым светом, выступлениями на «Реке».
Очерк «Сквозь это имя проступают тернии» посвящён Борису Пастернаку. Мудрый, талантливый, не понимаемый и гонимый… А Марина Цветаева писала ему в дружеском послании полушутя – полусерьёзно: «Вы – явление природы». Так и было.
О Марине Цветаевой написано немало. Кто-то до сих пор её не понимает, кто-то восхищается. Восхищение Аиды Злотниковой неброско. С мудрой лаконичностью раскрывает перед читателем опытный журналист цветаевский мир. Но в этом изложении искрится глубокое почтение автора к Марине Цветаевой, как к личности, как к поэту от творений которой веет могучей притягательностью.

Каждый из поэтов и прозаиков, представленных в альманахе тем или иным произведением, по-своему освещает кардинальную тему, называемую Жизнью, с разной степенью глубины и силы. Об этой «степени» скажут своё слово профессиональные ценители литературного искусства. Я же, пропустив всё через сердце, написала так, как это прочувствовала.
Когда-то Оскар Уайльд написал, что фундаментом литературной дружбы служит обмен отравленными бокалами. Горькая доля истины скрыта за этими словами…

Открываю новую эру: «Добро пожаловать, друзья, в наше ришонское ЛИТО! Будем «дружить домами»!
И ещё… ЛЕХАИМ! Искренне!
Новых вам творческих высот!

Член СП Израиля, председатель ЛИТО «Ришон»,
Валентина Чайковская