Заключение

«Русский Израиль»: некоторые итоги*

Владимир (Зеэв) Ханин**

Культурно-исторический фон

Хорошо известно, что русское еврейство и его исторические судьбы сыграли критическую роль в становлении и развитии еврейского государства. По данным Еврейского агентства «Сохнут» и Министерства абсорбции Израиля, в ХХ и нынешнем веках в Израиль из России/СССР/СНГ прибыло более 1,3 миллиона репатриантов, которых принято относить к трем основным «волнам».
Авангардом стали представители первой-четвертой алийот конца XIX и первой трети ХХ вв., в массе своей – выходцы из регионов бывшей Черты оседлости Российской империи. Именно эта группа создателей ишува и Еврейского государства, которая составила ядро культурного, политического и экономического истеблишмента страны (так называемого «первого Израиля»), была и остается по своей идентичности наименее «русской» из всех групп израильтян восточноевропейского происхождения. Скорее, именно они, будучи творцами большинства израильских социальных и культурных кодов, и являются единственными в полном смысле слова «израильтянами».
Вторая массовая волна русскоязычной алии, прибыла в Израиль после почти 50-летнего перерыва, в 1969–1984 гг. и состояла из репатриантов, которые будучи евреями по происхождению и самоидентификации, уже были вполне аккультурированны в нееврейском советском обществе, т.е. русскими по культуре. В том числе и поэтому их представители не воспринимались потомками «поколения основателей» в качестве «своих», – не говоря уже об естественной конкуренции между «ветеранами» и «новоприбывшими».
В еще большей степени это касается «русских» репатриантов третьей волны, прибывших в Израиль в составе «большой алии», когда за период с 1989 по декабрь 2010 г. в Израиль из СССР и постсоветских стран приехали более 1.005.000 евреев и членов их семей. С ___________________________________

* По согласованию с автором текст печатается с сокращениями (ред.)
** Краткую биографию д-ра Владимира (Зеэва) Ханина см. на с. 328 – в главе Российские евреи-гуманитарии в Израиле.'

учетом естественного демографического движения этого населения, а также эмиграции из страны, община выходцев из бывшего СССР, включая детей, родившихся в русско-еврейских семьях в самом Израиле, составляет сегодня порядка 950.000 человек.
Эта община была и остается весьма неоднородной по составу. Причем, речь идет не только о присущих и предыдущим волнам отличиях между «русскими сефардами» (евреев Средней Азии и Кавказа) и различными группами «русских ашкеназов». Культурные, социальные и политические отличия внутри «русской» алии, и особенно ее последней волны, были не менее существенными и включали в себя весь комплекс идейных противоречий, как привезенных из стран исхода, так и адаптированных «на месте» .
Все это отнюдь не означает, что «русские» в Израиле расколоты настолько, что не существуют как единая группа. Скорее категория «русских» евреев является внутренне противоречивой, но имеющей общие границы культурно-политической общностью, одновременно включенной в местное общество и отделенной от него. При этом в 90-е гг. израильский истеблишмент уже не настаивал на универсальности сложившейся в эпоху «плавильного котла» модели национально-культурной идентификации и был готов принять концепцию «особых культурных потребностей» новых репатриантов. Подобный подход был связан с утверждением в сознании израильтян идеи «многокультурности» как естественной стадии развития местного еврейского общества, и израильский истеблишмент сравнительно спокойно отнесся к появлению в стране «русской» субкультуры.
Таким образом, если до и в первые десятилетия после образования Государства Израиль «русское» происхождение идентифицировалось с «основным течением» (mainstream) израильского общества, то русскоязычные репатрианты 90-х годов уже выступали как группа, обладающая собственным культурным багажом, во многом иными ценностно-политическими ориентирами и автономными интересами. В итоге, в отличие от «семидесятников», которые были вполне психологически готовы принять существующие тогда правила игры , почти миллионная волна русскоязычных репатриантов, прибывшая начиная с 1989 г., стала внушительным политико-демографическим аргументом, подкреплявшим требования русско-еврейских элит в Израиле адекватного доступа к выработке национальных приоритетов, стратегии их реализации и «более справедливом» распределении общественных ресурсов.

Русскоязычная община и «русская» субкультура в Израиле

Однозначного ответа на вопрос, соответствует ли общность русских евреев в Израиле классическим общинным признакам, пока нет, и те исследователи, которые отвечают на него утвердительно, все же подчеркивают его специфический характер.
Существует мнение, что «русские» израильтяне близки к большинству «русско-еврейских» общин в странах Запада – таких, как «русская» община США, для которой характерны высо-коинтенсивные неформальные отношения, выполняющие функцию индивидуальной или семейной поддержки, сохранения языка и культуры общины и обозначают ее границы по отношению к внешней среде . Подчеркивая наличие тех же черт у «русской» общины в Израиле, Майя Каганская определяла ее как своего рода квазиобщину, отделенную от остального общества «неким ментально-культурным комплексом» .
Ряд наблюдателей говорят о временном, ситуативном характере «русского» сообщества в Израиле и характеризуют его, как аморфную, относительно гомогенную структуру при отсутствии определенных статусов, ролей и иерархии . Соответственно, они приходят к противоположным выводам: часть считает, что нынешняя ситуация есть стадия на пути формирования «классической» общины, другие предсказывают ее исчезновение через одно или два поколения.
Как бы то ни было, на сегодняшний день существование местной «русской» общины, в том или ином ее понимании, является фактом. Ее лидерские группы представлены во всех сферах общественной, политической и экономической жизни страны; многочисленные институты оказывают специфические услуги, развернута система формальных и неформальных связей и отношений.
Важнейшим условием формирования этой общины была и остается концентрация новых репатриантов в сравнительно немногих израильских городах, таких как Ашдод, Ашкелон, Хайфа, Бат-Ям, Беэр-Шева, Нетания, Иерусалим, Тель-Авив и некоторых других, где их численность составляет от 40 тыс. до более 60 тыс. человек. В 30 городах русскоязычных репатриантов более 20% населения, в 10 (Ашдод, Бат-Ям, Ашкелон, Нацрат-Илит, Кирьят-Ям, Арад, Маалот-Таршиха, Ариэль, Сдерот и Кацрин) их доля превышает треть, в Ариэле и Нацрат-Илите русскоязычных более 40%.
Примерно 80% репатриантов из СССР и СНГ последней волны продолжают жить в том же районе, где они поселились сразу после приезда в Израиль. Показательно, что главным критерием первоначального выбора была (и часто остается) «близость к родственникам и друзьям» . Возникающие в этих местах общиннообразующие социальные сети компенсируют некоторые негативные стороны в целом оправдавшей себя политики «прямой абсорбции» алии .
Естественным следствием этой ситуации стал эффект «культурной самодостаточности» и создание в районах высокой концентрации новых репатриантов психологически комфортных условий для сохранения и воспроизводства привычных социальных, культурных, профессиональных и потребительских стандартов поведения.
Другой особенностью формирования «русско-еврейской» субкультуры в Израиле стало сохранение, в отличие от предыдущих периодов, возможности широких связей со «страной исхода» – Россией и/или другими странами СНГ. Частью этого же феномена стала вовлеченность значительной части выходцев из бывшего Советского Союза в единое русское информационное пространство, в том числе и через израильский Интернет на русском языке, который получил широкое распространение в последние годы . Две главные цели, которые называют русскоязычные пользователи Интернета в Израиле – это коммуникация (84%) и получение информации (95%) .
Еще одним, едва ли не наиболее важным аспектом «русско-еврейской» субкультуры стало сохранение русского языка как живого и легитимного средства внутриобщинной коммуникации и идентификации и формирование его «израильского варианта» . Внешним проявлением этой тенденции была «терпимость» ответственных за абсорбцию организаций по отношению к использованию русского языка в контактах с государственными инстанциями, в трудовых отношениях и средствах массовой информации. Не менее важным было его введение в качестве «третьего языка» в учебные планы общеобразовательных школ. В 2006 г. министерство просвещения продлило срок действия специальных льгот, положенных школьникам – новым репатриантам при сдаче экзаменов на аттестат зрелости, с 6 до 10 лет после приезда в страну. Им же было предоставлено право пользоваться русскими текстами и родным языком при сдаче экзаменов по ТАНАХу, математике, физике, химии, компьютерам, истории, обществоведению и литературе.
Занятия русским языком посещают порядка 10.000 учащихся средних и старших классов Израиля со сроком пребывания в стране от 0 (вновь прибывшие) до 17 лет. Степень владения этими учениками русским языком различна, и для подавляющего большинства из них русский является уже не сколько родным языком, сколько «языком их культурного наследия» (a heritage language) .
В эту же тенденцию укладывается и рост популярности среди выходцев из бывшего СССР русскоязычного «Девятого канала» («Израиль Плюс») ТВ Израиля. Стоит при этом заметить, что русский язык репатриантов уже существенного отличается от «русского языка россиян» . В качестве примера можно привести созданный в конце 90-х гг. выходцами из бывшего СССР театр Comedy Israel. Именно на таком «израильском русском языке» ставят спектакли для детей и взрослых, снимают фильмы и проводят культурные мероприятия. По словам художественного руководителя театра Семена Ронкина, «тот культурный багаж, с которым мы приехали 20 лет назад, мы довольно-таки крепко храним. В России же язык меняется, и меняется не в лучшую сторону, но об этом уже не нам судить» .
Особую роль в развитии «русско-еврейской субкультуры» в Израиле и формирования связанной с ней модели русско-израильской идентичности играют различного рода общинные символы, признание либо непризнание которых служит важным фактором самоидентификации «русских» израильтян. Немалая часть этих символов носит мифологический характер. К их числу Э.Фельдман, например, причисляет представления о «самобытности и особой исторической миссии русских евреев», «превосходстве русской (или русско-еврейской) культуры над израильской» и другие подобные мифы, по определению автора, «секторального снобизма» . Свою роль в этом играют и негативные, и позитивные вымыслы, продуцируемые окружающей средой, которые влияют на поведенческие стереотипы и самооценку выходцев из СССР/СНГ . Символический набор «русскоязычного сообщества» не ограничивается позитивной или негативной мифологией. Существенно большую роль играют реальные позитивные символы. Их, на наш взгляд, можно объединить в несколько категорий.
Первую из них образуют социально-экономические символы, важнейшее место среди которых занимает роль репатриантов в развитии израильского хай-тека. Выход в 90-е годы на потребительский рынок многочисленных наукоемких разработок израильской военной промышленности (концернов «РАФАЭЛЬ», «Таасия Цваит», «Таасия авирит» и т.д.) и прибытие в страну десятков тысяч высококвалифицированных инженеров, программистов и специалистов различных отраслей, имеющих не только профессиональное, но и фундаментальное академическое образование, обеспечили взлет израильской индустрии высоких технологий, дающей сегодня более 16% ВНП и около 51% экспорта страны . И сегодня выходцы из бывшего СССР, при их 16-17% доле в населении Израиля и примерно такой же доле на рынке труда в целом, составляют чуть менее четверти всех занятых в сфере высоких технологий . В результате «технологическая революция» конца 90-х и начала 2000-х годов, быстрый рост израильского ВНП и увеличение в нем доли наукоемких производств однозначно связываются в сознании большинства израильтян с русскоязычной общиной. Это стало важным фактором, легитимизирующим ее претензии на «справедливую» долю власти и общественных ресурсов в глазах многих израильтян.
Другими важными «русскими» символами стали некоторые культурологические проекты. Среди них центральные места занимают русский театр «Гешер» и физико-математические школы «Мофет». Первый был создан группой актеров-репатриантов во главе с известным московским режиссером Евгением Арье в начале 90-х гг. и уже спустя несколько лет стал лучшим театром страны. Вскоре театр перешел с преимущественно русскоязычного репертуара на двуязычный, а затем и преимущественно на ивритоязычный репертуар, а его труппа и актерская студия пополнились коренными израильтянами. Подобную эволюцию претерпели созданные учителями-репатриан-тами школы системы «Мофет», по качеству преподавания и уровню знаний учеников быстро обошедшие стандартные израильские учреждения среднего образования. Будучи призваны заполнить пустующую в «постсоциалистической» израильской системе просвещения нишу элитного образования, школы системы «Мофет» оказались вскоре востребованы и обществом в целом .
Наконец, в атмосфере культурного плюрализма, установившегося в Израиле в 90-е годы, своеобразное признание получили и праздники, первоначально отмечаемые в основном в среде выходцев из СССР/СНГ. Речь, в первую очередь, идет о Дне Победы (9 мая) и гражданском Новом годе. Первый благодаря настойчивости и активности «русских» ветеранов Второй мировой войны и политиков стал из локального общественного события официальным государственным праздником. В свою очередь, празднование гражданского Нового года в последнее время превратилось в явление массовой культуры.
Наконец, важным стало возникновение широкой инфраструктуры «самопомощи» в различных сферах общественной, профессионально-экономической и политической жизни общины выходцев из стран СНГ и Балтии. Здесь организации и проекты, инициированные государственными органами, Еврейским агентством, профсоюзами, общенациональными партиями с целью социальной, экономической, культурной и политической абсорбции новых репатриантов; учреждения и структуры, инициированные, и/или созданные при поддержке «внешних» сил, таких как Джойнт, UJA, а также зарубежные русско-еврейские правительственные и неправительственные организации – движения христиан-сионистов, американские и европейские государственные структуры и т.д.
После приезда последней массовой волны, наряду с гигантской ролью ресурсов «официальных» структур (Министерство абсорбции и другие министерства, Еврейское агентство, муниципалитеты и т.д.) собственно репатриантские инициативы стали играть все более заметную роль. Именно поэтому репатриантские организации, созданные «большими» партиями в качестве своих сателлитов в 90-е годы, уже не были безраздельными политическими представителями «русских».
В начале 90-х годов в Израиле возникло множество разнообразных русско-еврейских организаций. Только в 1996–1997 гг. в сфере образования, культуры и социальной помощи официально действовало около 300 ассоциаций новых репатриантов из СССР/СНГ . Среди них можно выделить разного рода клубы, добровольные общества, образовательные учреждения (включая отмеченную выше уникальную систему школ для одаренных детей – «Мофет»), театральные коллективы, культурологические, ветеранские и молодежные, а также профессиональные и творческие союзы (учителей, инженеров, ученых, писателей, кинематографистов и т.д.). Кроме того, существуют многочисленные газеты, электронные и Интернет СМИ, структуры социальной помощи, а также «русский» деловой сектор и созданные им общественные организации.
Этот сектор включал сотни продовольственных и книжных магазинов, «русские» рестораны и кафе, врачебные кабинеты и адвокатские конторы, строительные и консалтинговые фирмы, клубы, курсы, кружки и детские сады, рекламные и туристические фирмы и т.д., и на разных этапах его развития трудоустраивал до 25% новых репатриантов . Это явление не утратило своего значения и через 20 лет после начала «большой алии», причем наиболее распространенными видами «олимовского» бизнеса остаются продуктовые и книжные магазины, парикмахерские, студии видиопроката, и частные детсады. Примерно половину (46,7%) владельцев мелких бизнесов составляют бывшие инженеры, и 70% из них нанимают на работу своих соотечественников. При этом 72% их клиентов также составляют новые репатрианты.
«Русская» субкультура, разумеется, не была гомогенной по происхождению и отнюдь не охватывала всего иммигрантского сообщества. Однако само наличие этого феномена способствовало осознанию репатриантами своего общественного веса и стремлению использовать свой потенциал не только (и даже не столько) внутри «русской общины», но и предложить его обществу в целом. Огромная роль в трансформации этого общественного веса в политический потенциал принадлежит двум обстоятельствам. Первое было связано с последствиями принятой в 1988 г. политикой «прямой абсорбции» алии, во многом делавшей ставку на «внутренние» интеллектуальные, экономические и социальные ресурсы репатриантов. Другим стала принятая в 1992 и впервые задействованная в 1996 г. система раздельного голосования на выборах за кандидатов на пост премьер-министра и за партийные списки. Эта система во многом заставляла любого политика, стремящегося стать премьер-министром, искать поддержки «секторальных», в том числе «русских» элит в обмен на признание за этими элитами права на почти монопольное влияние в их общине . Отмена прямых выборов премьер-министра и возвращение к системе «чистого» парламентаризма, судя по итогам выборов 2003, 2006 и 2009 годов, пока не привела к сворачиванию секторальных, в том числе «русских» политических структур, что позволяет прогнозировать сохранение этого фактора в долгосрочной перспективе.

Заключение: «Маленькая Россия», или «Израиль с русским акцентом»?

Все сказанное требует ответа на вопрос: приведет ли вполне очевидная тенденция формирования «русской», «русско-еврейской», и/или «русской израильской» субкультуры в стране к появлению самостоятельной этнообщинной группы внутри израильского еврейского коллектива?
По нашим данным, в рамках «расширенной еврейской популяции» (евреи и их родственники, подпадающие под действие израильского закона о возвращении) в странах СНГ и Балтии существует, как минимум, четыре типа идентичности. А именно: «еврейско-универса-листская» (национальная); субэтническая («русско»-, или «украино»- и т.д. еврейская); «дуальная» (лица, которые себя считают и евреями, и представителями другой национальности) и собственно нееврейская (носители которой при этом осознают свою связь с еврейским сообществом, в частности, в силу самой возможности приехать в Израиль по закону о возвращении). Эти же типы имеют свою проекцию на модели идентичности, и соответственно, интеграции русскоязычных репатриантов в Израиле. Выделенные нами, и подтверждаемые другими исследованиями идентификационные группы, это «евреи-израильтяне» (или «израильские евреи русского происхождения»); «русские евреи»; «израильские русские» и «просто русские»; представители другой национальности (волею судеб живущие в Израиле) .
Проведенный в марте 2009 года опрос по разработанной нами анкете позволил детализировать эту картину. 53.3% респондентов объявили о своей общееврейской (или «израильско-еврейской») идентичности, 36,6% оказались носителями субэтнической или дуальной идентичности («русский еврей» или «русский и еврей одновременно»), наконец, 10,1% считали себя неевреями: этническими русскими, или представителями другой национальности, либо вообще затруднились определить свою этническую принадлежность. Этим четырем идентификационным группам соответствуют четыре основные модели интеграции – от радикальной аккультурации в израильской еврейской среде и «интеграции без аккультурации» до умеренной или радикальной изо-ляции от местного общества, что вполне сказывается на их поведении в сфере культуры, экономики и политических отношений . Анализ позволяет прийти к выводу, что уже более чем двадцатилетнее присутствие миллионной общины выходцев из бывшего СССР отнюдь не привело к созданию «русского этнокультурного гетто». Существующая тенденция, судя по всему, направлена на легитимацию «русских» общин, символов, институтов, и отчасти ценностных моделей, придающих им общенациональный статус.
Доминирующей тенденцией в русскоязычной общине остается вера в возможность воспринять культуру израильского общества и одновременно сохранить связь с культурой страны исхода . Ведущим типом идентичности в общине сегодня является «израильская русско-еврейская» (с акцентом на первое слово) идентификационная модель, существование которой вполне легитимизировано в современном израильском обществе.