РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ЭХО
Литературные проекты
Т.О. «LYRA» (ШТУТГАРТ)
Проза
Поэзия
Публицистика
Дар с Земли Обетованной
Драматургия
Спасибо Вам, тренер
Литературоведение
КИММЕРИЯ Максимилиана ВОЛОШИНА
Литературная критика
Новости литературы
Конкурсы, творческие вечера, встречи
100-летие со дня рождения Григория Окуня

Литературные анонсы

Опросы

Работает ли система вопросов?
0% нет не работает
100% работает, но плохо
0% хорошо работает
0% затрудняюсь ответит, не голосовал

О МАРКЕ ЯКОВЛЕВИЧЕ КАГАНЦОВЕ

Поэзия Марк Каганцов

О ПЕРЕВОДЧИКЕ УКРАИНСКИХ ПОЭТОВ НА РУССКИЙ ЯЗЫК

Юлия Систер (Реховот)

Каганцов Марк Яковлевич родился в Воркуте 14 июля 1947 г. во время ссылки отца, Якова Борисовича Каганцова, репрессированного в 1937 г. по политической 58-ой статье.
Его мать, Литвин Елена Захаровна - участница Великой Отечественной войны, потерявшая на фронте в результате контузии значительную часть слуха, была исключена из рядов КПСС, в которую вступила на фронте, "за связь с "врагом народа», т.е. за то, что вышла замуж за Якова Борисовича и отказалась с ним развестись.


Во время Холокоста расстреляны родители Елены Захаровны. Братья родителей погибли на фронтах Великой Отечественной войны, сражаясь за Родину. Фамилия Каганцовых принадлежит к древнему еврейскому роду потомков Первосвященника Аарона - старшего брата и главного соратника Пророка Моисея, принесшего миру Библию, о чем говорит корень фамилии - "Каган".
Роду этому более 3300 лет.

Были среди предков и Праведник - по-еврейски "цадик", откуда в фамилии появилась буква "ц", и кантонист - солдат времен
царствования Николая I, прослуживший в русской армии 25 лет, участник Крымской войны, получивший в награду вместе с русским окончанием фамилии "ов" право жить вне черты еврейской оседлости для себя и своих потомков. С тех пор все поколения Каганцовых жили и продолжают жить в Севастополе.

Марк рос в условиях сурового климата Заполярья в семье учителя математики и медсестры в прекрасном многонациональном окружении друзей родителей – мнимых "врагов народа", принадлежавших к цвету российской интеллигенции. Родители растили Марка и его младшего брата в традициях исторической памяти и доброжелательного отношения к людям.


Жили в бараке с печным отоплением, холодным туалетом. Воду носили из колонки, которая была в 100 метрах от дома. Двери в подъезд открывались внутрь, иначе из дома нельзя было бы выйти после пурги. Бараки были в снегу по крыши, и дети каталась с крыш на санках, строили в сугробах "военные штабы». В дворовой команде были ребята, наверное, 20-ти национальностей: немцы, поляки, чехи, татары... Все жили дружно и ценили только человеческие качества.


С раннего детства, еще до школы, Марк начал сочинять стихи и не оставил это занятие до настоящего времени. В 1963 г. занял первое место на городском конкурсе на лучшее стихотворение среди детей и юношества. С той поры его стихи стали появляться в местной печати, на радио и телевидении.


Его всерьез влекла медицина, возможность реально помогать людям.
В школе он проходил производственное обучение на медика - лаборанта, посещал медицинский факультет "Малой школьной академии наук», параллельно посещал и ее журналистский факультет; занимался в литературном объединении, театральной студии и телевизионной студии "Юность".


Окончил Архангельский государственный медицинский институт в 1972 году.


Каганцов М.Я.- ветеран службы «скорой медицинской помощи» г. Воркуты. Еще будучи студентом Архангельского мединститута начал работать на «скорой помощи» санитаром, затем фельдшером. По окончании института вернулся в родной город- Воркуту, где работал на «скорой помощи» свыше 40 лет. С 1973 по 1979гг. и с 1992г. работал старшим врачом, с 1979 по 1984 заместителем главного врача по лечебной работе, неоднократно исполнял обязанности заведующего подстанцией, главного врача Станции скорой помощи, заместителя главного врача ГБСМП по скорой помощи. Обязанности старшего врача постоянно совмещал с выездной работой. Являлся инициатором создания в Воркуте бригады интенсивной терапии и работал в ней с момента организации - 01.02.1977г. Занимался организацией и выполнением вылетов на задания по санитарной авиации с 01.02.1981г.
. С 1981г. преподавал на курсах повышения квалификации фельдшеров СМП, читал лекции на врачебно-фельдшерских конференциях службы скорой помощи, помогал врачам и фельдшерам в подготовке аттестационных работ, рецензировал их.
Член лечебно - контрольной комиссии с 1973г., часто принимал участие в работе различных комиссий, неоднократно являлся инициатором внедрения в работу новых препаратов, методик, является автором методических разработок. Является врачом высшей категории, Заслуженным врачом РФ, Ветераном труда. Почетным донором РФ. Почетным гражданином Воркуты, недавно его имя внесено в список 100 выдающихся людей Воркуты к ее 70-летнему юбилею. Принимает активное участие в жизни города, выступает перед различными аудиториями, а также по радио и телевидению.


Занимается изучением творчества поэтов, находившихся в лагерях на территории
Республики Коми. Член воркутинского литобъединения с 1963 года. Участник 23 литературных сборников и альманахов, 6 персональных книг, имеет сотни публикаций в газетах и журналах России, СНГ, международных сайтах. Член СПИ. В 2007г. с соавторами выпустил антологию поэзии Воркуты с момента ее основания до наших дней, больше половины которой заняла поэзия времен ГУЛАГа, под названием «ВЫСОКИЕ ШИРОТЫ. Воркута литературная 1931 -2007гг.»
В 2007 году при помощи воркутинского украинского общества и соавторов – составителей Евдокии Лисовой и Анатолия Попова «Стихи украинских поэтов - политических узников Воркутинских лагерей в переводах Марка Каганцова» были изданы билингвой ( на двух языках) отдельной книжкой.


Марк Каганцов продолжил работу над книгой стихов украинских политзаключенных Воркуты, Инты и окрестностей (Абезь, Мульда, Чум и др.). Стихи, рожденные в застенках ГУЛАГа, ему помогали разыскивать краевед Анатолий Попов, Евдокия Лисовая и Юрий Тагиров. Книга «Я тот, чей дух не покорился» («Я тот, що духом не скоривсь») вышла в Киеве при поддержке Всеукраинского творческого союза «Конгресс литераторов Украины» (2012 г.).


В ней собраны 300 стихотворений 25 украинских поэтов - политзаключенных. Перевел все стихотворения на русский Марк Каганцов, ему же принадлежит идея создания такого издания.
Книга посвящена расстрелянным и замученным, известным и неизвестным, мертвым и живым. Она готовилась семь лет, содержит 480 страниц, ее составители М. Каганцов, Е. Лисовая, А. Попов, Ю.Тагиров. Свет от этих стихов попадает в души живущих ныне людей.
Марк Яковлевич – талантливый переводчик., тонко чувствующий языки, с большим уважением относится к авторам, его переводы филигранны, очень близки к оригиналу. Он полностью владеет искусством перевода. Он перевел целую плеяду украинских поэтов: очень известных и менее известных; открыл русскоязычному читателю целый пласт украинской литературы. В его прекрасных переводах можно прочесть стихи Ивана Франко, Григория Кочура, Лины Костенко, Дмитрия Паламарчука, Александра Олеся,
Александра Грабовского, Николая Павлычко, Романа Петрива, Ивана (Иоханана) Потёмкина и многих, многих других.


Представляю читателям новую подборку переводов Марка Каганцова на русский
из книги «ОЧИМА СЕРЦЯ»,Ув'язнена лірика, Харків, видавництво "ОСНОВА",1993. ( "ГЛАЗАМИ СЕРДЦА", Заключенная лирика, Харьков, издательство "ОСНОВА", 1993.)

***
ВАСИЛЬ БАРЛАДЯНУ - БИРЛАДНИК

"Україна з Росіею навіки разом!"
(Гасло)
Ні!
Не навіки:
Ти мені чужа!
Від тебе
Натерпілась я багато...
Сини мої
З тобою на ножах -
Твоїй нозі
Не місце
В нашій хаті...
Іди від нас...
Добром кажу -
Іди!
Бо я тебе
До себе
Не просила...
Я віником
Змету твої сліди -
Та й на завжди
Розправлю дужі крила...
І весь мій рід
Полегшено зітхне,
Засіє житом
Неозоре поле...
Іди від нас -
І не чіпай
Мене:
Я хочу волі...
Чуєш -
Хочу волі!..

***
"Украина с Россией навеки вместе!"
(Лозунг)
Нет!
Не навеки:
Ты была чужой!
И от тебя
Я натерпелась. Хватит ...
И на ножах
Сыны мои с тобой -
Твоей ноге
Не место
В нашей хате ...
Иди от нас ...
Добром прошу-
Иди!
Поскольку не звала
Тебя
К себе я...
Я веником
Смету твои следы -
Расправить крылья
Сильные сумею ...
И облегченно
Весь мой род вздохнет,
Необозримое
Зерном засеет поле ...
Иди от нас -
Не трогай
Мой народ:
Хотим мы воли ...
Понимаешь -
Воли! ..

УКРАЇНІ
Тебе не вигадав Тарас,
Бо ти
Можлива і без нього.
Та й
Котляревський в перший
Раз
Не споряджав
Тебе
В дорогу!
Ты
Наче вранішня зоря,
Гориш і сяєш
Споконвіку...
Не заснував тебе варяг,
У греки йшов
По твоих ріках...
Тебе оспівувал
Боян -
Поєт і воїн знаменитий!
І,
Скільки світ,
Твої поля
Дают можливість
Людству жити...
Политі кров'ю поколінь.
Вони спроможни
Все вродити -
Бійців одважніх,
Ковалів,
Красунь жінок,
Високе жито...
Хати біленькі -
Оком кинь
Од Сяну річки
До Ельбруса
Орють і сіють козаки -
Нащадки хліборобів -
Русів...
Тебе
Не вигадав ніхто:
З'явилась
Ти
У День Творіння!
Благословив
Тебе
Христос
На вічне щастя
І
Гоніння!..
Щодня
Благаю я
Христа,
Аби не знала
Ти
Руїни...
Тебе
Не вигадав Тарас -
Завжди була
Ти,
Україно!..


УКРАИНЕ
Тебя не выдумал Тарас,
Ведь ты
И без него возможна.
И
Котляревский в первый
Раз
Не снаряжал
Тебя
В путь сложный!
Ты
Словно ранняя заря,
Горишь - сияешь
Спокон веку...
Не основал тебя варяг,
Что «в греки» шел
По твоим рекам ...
Тебя воспел
Ещё Боян -
Поэт и воин знаменитый!
Стары,
Как Мир,
Твои поля.
Даешь возможность
Людям жить ты...
Пролита поколений кровь.
Поля рождают
Плодовито:
Бойцов отважных,
Кузнецов,
Красавиц женщин,
Вдоволь жита...
Белеют хаты -
Взгляд свой кинь:
От Сан - реки
И до Эльбруса
Здесь пашут, сеют казаки -
Потомки хлеборобов -
Русов ...
Тебя
Не выдумал никто:
Ты
Появилась
В День Творенья!
Благословил
Тебя
Христос
На счастье
И, увы,
Гоненья!..
Я каждый день
Молю
Христа,
Чтоб Ты
Не ведала
Руины ...
Тебя
Не выдумал Тарас -
Всегда была
Ты,
Украина! ..

ВАСИЛЬ БОРОВИЙ
ВАСИЛЬ БОРОВОЙ

СУДИЛИЩЕ
Судилище - в підвалі. Напівтьма.
Хрестами грат наїжилась тюрма...
Суддя - горбань. На прізвище - Рогожкін.
Немов щербата пилка ріже дошку -
Чита - скрипить. А треба ж,щоб як грім,
Гримів тут вирок - в гробі кам'янім...
Вслухаюсь: "За учинену образу
Вождю премудрому, за чорну фразу.
Що Вождь наш - це московський Чингісхан,
Скарать злочинця смертю! Вирок дан
Українським воєнним трибуналом".
Скінчив - і хижним блискає оскалом...
А за порогом грізної тюрми
Стоїть моя матуся між людьми
І молиться:
- О Боже, згляньсь на муки,
Не дай мою кровинку в злобні руки,
Як своего сина ти віддав - Христа.
Ти ж відаєш - у нас не суд, а мста..."
А я стою - і блискают багнети...
Отак мене виводили в поети.
"Кайєркан"*, 1954

СУДИЛИЩЕ
Судилище - в подвале. Полутьма.
В крестах решёток ёжится тюрьма ...
Судья - горбун. Фамилия - Рогожкин.
Словно пилой щербатой пилит доски,
Скрипит – читает приговор – мою судьбу,
Но он гремит, как гром, здесь – в каменном гробу....
И слышу я: "За оскорбленье причинённое
Премудрому Вождю, за фразу чёрную,
Что Вождь наш – будто бы московский Чингисхан,
Преступник смерти подлежит! И приговор тот дан
Украинским военным трибуналом ".
Окончил – и сверкает хищника оскалом …
А за порогом грозной той тюрьмы
Родная матушка стоит между людьми
И молится:
- О Боже, глянь на муки,
Не дай мою кровинку в злые руки,
Не дай судьбу такую, как Христу.
Ты ж ведаешь - не суд, а месть лишь тут... "
А я стою - блестят штыки вокруг ...
Вот так поэтом сделался я вдруг.
"Кайеркан"*, 1954
* Кайерка́н — посёлок в 20 километрах от Норильска, на севере Красноярского края, на юге Таймырского полуострова, назван по реке на берегу которой расположен, дословно означает на долганском языке «преграда», «барьер», «препона».


ДОЛЯ
Конвою крик, виття вівчарок,
Услід колоні - темний пил...
І гасить ген, мов недогарок,
Твій день холодний небосхил.
Хіба ж уперше - злі ординці,
Гаркавий крик, цупкий нагай?
І ти - із віком наодинці -
" Не одставай, давай, давай!.."
І тільки в серці, мимоволі,
Десь потай приказка стара -
Про козака, що не без долі,
І долю... що не без добра.
Етап на "Кайєркан", 1953

ДОЛЯ
Конвоя крик, вытьё овчарок,
И за колонной – пыль вдогон ...
И гасит, будто бы огарок,
Твой день холодный небосклон.
Ордынцы злые - что ль впервые,
Гортанный крик, свистит нагайка?
И годы мчатся, как шальные -
"Не отставай, давай, давай-ка! .."
И в сердце лишь, помимо воли,
Для старой присказки пора -
Про казака, что не без доли,
И долю ... что не без добра.
Этап на "Кайеркан", 1953


ІВАН ГНАТЮК
ИВАН ГНАТЮК

КАРЦЕР
Як домовина - темна і страшна
Ця камера в два метра довжиною
Зроблю лиш крок - і вже переді мною
Стоїть стрімкою кручею стіна.

Ані стільця, ні нар - лише з вікна
Квадратик світла падає, і грою
Тонюсенького спектра, мов стрілою,
Могильну тьму і тишу протина.

Ця камера - страшніша домовини.
Як тяжко в ній, не чуючи провини,
Каратися, заціпивши уста!

Мовчу - як мертвий, скаржитися всує, -
Ніхто моєї скарги не почує.
У кого сила - в того й правота.
1954 - 1988


КАРЦЕР
Гроба подобьем - темна и страшна
Камера эта в два метра длиною
Сделаю шаг лишь - уже предо мною
Высится кручей отвесной стена.

Стула и нар нет - лишь из окна
Света квадратик льёт, и игрою
Тонкого спектра его, как стрелою,
Тишь и могильная тьма пронзена.

Камера эта – гроба страшней.
Как тяжело безвинному в ней,
Муки терпеть, рот зажав.

Трупу подобный - молчу, тише мыши -
Жалоб моих никто не услышит.
Здесь, кто сильней – тот и прав.
1954 - 1988
***
Хтось за стінкою в камері тихо співа,
Виливає свої затамовані болі,
Та приглушена пісня в бездушній неволі,
Як молитва, з душі добуває слова.

І бринить у мені, як туга тетива,
Його туга за волею - я мимоволі
Чую в ній безталання і власної долі,
Видно, всім у неволі так тужно бува.

Він стривожив мене,наче крик побратима,
Я крізь стінку ловлю його образ очима,
Я і піснею й ним переповнений вщерть,

Чути: кру!.. в чужині... заки море...- Аж плаче,
Крає серце й мені... О незнаний співаче,
У неволі та пісня - сильніша за смерь.
1955 -1988


***
За стеной кто-то в камере тихо поёт,
Изливает свои затаенные боли,
Приглушённая песня в бездушной неволе,
Как молитва, слова из души достаёт.

И звенит, как стрела, устремлённая в лёт,
Жажда воли его - и во мне мимо воли,
Слышу в ней обездоленность собственной доли,
Всем в неволе покоя она не даёт.

Словно крик побратима, он встревожил словами,
Я сквозь стену ловлю его образ глазами,
Переполнен до края и им я, и ей.

Как ревёт на чужбине море со стоном,
Сердце рвёт… то, что спето певцом незнакомым,
Ведь в неволе песня - смерти сильней.
1955 -1988


ГАЛИНА ГОРДАСЕВИЧ
***
З пісні слова не викинеш.
Прислів'я
Не викидайте слово з пісні –
Воно в рядку одвіку стало.
Опам'ятаєтесь, та пізно:
Було, і зникло. І пропало.

Здавалось, шкода невелика:
Замінимо і не помітим.
і вже не пісня, а каліка,
Мов птиця, що з крилом підбитим.

А слово світляком летючим
Блищить і в руки не дається.
А слово блискавкою з тучі
Гремить,і сєрдиться, й сміється.

Ви думали : слова - половаю
Ви думали: а ми старанно.
Не викидайте з пісні слова -
Залишиться болюча рана.

***
Из песни слова не выкинешь.
Пословица
Не выкиньте слова из песни –
Слова в строке храните, люди.
Беда, коль слово вдруг исчезнет.
Опомнитесь, да поздно будет.

Какой ущерб для человека? -
Заменит слово – что случится?
А песня - навсегда калека,
Как с крылышком подбитым птица.

А слово светлячком летучим
Блестит и в руки не даётся.
А слово молнией из тучи
Грохочет, сердится, смеётся.

Вы думали: слова - полова.
Пройдёт всё поздно или рано.
Не выкинешь из песни слова! -
Останется навечно рана.

***
І все вернеться на круги своя,
І вийде правда і промовить слово.
Дороги, що ходила ними я,
Постеляться мені під ноги знову.

І я знайду ті молоді сліди,
Почую пісню, що тоді звучала.
З тих чорних днів неволі і біди
Поезії витоки і начала.

Вона пробилась і зійшла до нас,
Як сонце весняне у небі синім!
Сильні всього в цьому світі - час,
Та перед правдою і він безсилий.

Сто раз убита, оживе вона,
І гляне в душу, і промовить слово.
Прокляті і забуті імена
Повернуться й засвітяться нам знову.

***
И все вернется на круги своя,
И выйдет правда и промолвит слово.
Дороги, по каким ходила я,
Постелятся под ноги мои снова.

И молодости я найду следы,
Услышу песню, что тогда звучала.
В тех черных днях неволи и беды
Поэзии истоки и начала.

Она пробилась через тучи дней
Весенним ярким солнцем в небе синем!
Хоть ничего нет времени сильней,
Но перед правдой бег его бессилен.

Сто раз убита, оживёт она,
Заглянет в душу и промолвит слово.
Из лжи хулы с забвеньем имена
Вернутся к нам и засияют снова.

МИКОЛА ДАНЬКО
***
Каменем ударить Голіафа
Просто в лоба юний цар Давидю
Хтось в долони плеще, хтось - "зааха",
Хтось гукне: "Убив, ще й задави!"

До події - ставлення потріне.
Толерантно в щирість всіх повір.
Той - дитинний, той - романтик мрійний,
Той - напевно, мов людинозвір.

Перші двоє справді до вподоби
Навіть півскептичному мені,
Хоч і знаю, що Давид ще зробить,
Коли вже на білому коні...

Коло зачароване!.. Як вийдем
І сухими, й мокрими з води?!
Щойно стане Голіаф - Давидом,
Голіафом зробиться Давид!

***
Камнем укокошил Голиафа
В лоб попавшим юный царь Давид
Кто-то рукоплещет, кто заахал,
Кто кричит: "Убил, так додави!"

Отношение к событию тройное.
Толерантно в искренность всех верь.
Тот – по-детски, тот – с романтика мечтою,
Тот - наверное, как человекозверь.

И вполне по нраву первых двое
Даже скепсисом охваченному мне,
Хоть и знаю, что Давид устроит,
Раз уже на белом он коне ...

В круге заколдованном! .. Как выйдем
Мокрыми ль, сухими из воды?
Только станет Голиаф - Давидом,
Голиафом воспарит Давид!

***
Про Кохання, про Небо, про Бога
Я не раз щось гукнути хотів,
Говорив, не сказавши нічого,-
Можна тільки мовчанням, без слів.

Найгучніша молитва німого.
Над батьківским вечірнім порогом.
Тихо клякну, уста - на замок.
Буду в очі Бездоні дивитись,
Поринати душею, хреститись,
Золотими пучками зірок...

Про Любовь, про Небо, про Бога
Я не раз кричать был готов,
Говорил, но как-то убого, -
Нужно б только молчанием, без слов.

Громче всех молитва немого.
Над порогом отчего дома.
Коченеют уста, как в мороз.
Я стремлюсь с Бесконечностью слиться,
Погрузиться душою, креститься,
Золотыми щепотками звезд ...

ІРИНА КАЛИНЕЦЬ
ИРИНА КАЛИНЕЦ

***
І я бездомна, любі побратими,
душа моя гірка,як чорна їдь.
Я заздрю вам - оцій малій могилі,
що одиноко правдою стоїть.
Куди я йду разом із світом хтивим,
рабиня відчаю і власної скорботи?
Мій добрий друже, друже мій єдиний,
під зорями чужими і жорсткими
до тебе ще приходить Батьківщина,
якої тут віддавна вже не маємо...
З чужих же рук ласкавих нині
землі своеї кров'ю запричащаємось?

***
И я бездомна, побратимы милые,
душа моя горька и чёрен быт.
Завидую вам – маленькой могиле я,
что одиноко правдою стоит.
Куда иду я с похотливым миром вместе,
раба отчаянья и собственных уныний?
Мой добрый друг, единственный на свете,
под звездами жесткими, чужими
к тебе Отечество является доныне,
которого здесь нет давно в помине ...
Неужто станем с рук чужих с любовью
земли своей мы причащаться кровью?

***
Василеві Стусові
Ще того віку вистачить. Ще того
життя полинного, щоб вік перебрести,
лишивши цю пустелю, як хрести
лишають на могилах... Злого,
найзлішого не вігадати дня,
ніж цей, розп'ятий на дротах ослизлих...
Як тільки вечерова тінь забрізне
на обрій неба, я твоє ім'я
повторюю в молитві. Шепіт гасне,
як гаснуть зорі в світанковій млі.
Ще того віку вистачить для щастя
прийти і вмерти на своїй землі.

***
Василю Стусу
Так много срока нам дано. Так много
полынной жизни, чтоб до дня брести,
когда оставим эту пустошь, как кресты
мы оставляем на могилах ... Злого,
злей дня не выдумано даже ныне,
чем , что на ржавых проводах распят ...
Как только тень вечерняя опять
появится на небосклоне, твое имя
я повторю в молитве. Шепот гаснет,
как гаснут звезды в предрассветной мгле.
Так много срока нам дано для счастья
прийти и умереть в своей земле.

ІГОР КАЧУРОВСЬКИЙ
ИГОРЬ КАЧУРОВСКИЙ

***
Мене колись не брала жодна сила,
І спробує, було, та не здола.
Я - с покоління, що війна скосила,
Із знищененого голодом села,
З народу, здесяткованого тричі,
З тих, кому смерть сто раз гляділа в вічі.

А потим став я мов забутий човен
На нерухомом плесі самоти,
Де тільки зрідка вітер,як Бетговен,
Торкал вербові клявіші - листи.
І музикою в тишині сумирній
Звучав осінній смуток надвечірній.

І ось тепер, забувши давню вдачу,
Покинувши і човен мій, і став,
Мов раб, хилюся, мало что не плачу,
Твій слід цілую,на коліна став.
І вже не бачу світу за сльозами...
... Любов і смерть це - іноді - те саме...

***
Меня не брала никакая сила,
И пробовала - сдюжить не могла.
Я - с поколенья, что война скосила,
Из уничтоженного голодом села,
Сын тех, чьё трижды в десять раз село редело,
И смерть им сотни раз в глаза глядела.

Как чёлн забытый, я один на свете
На недвижимом плёсе одинок,
Где только изредка, словно Бетховен, ветер
Порою тронет клавишу - листок.
И музыкой в вечерней тишине
Звучала грусть осенняя во мне.

И вот теперь, забыв давно удачу,
Покинул я и чёлн свой, и свой пруд.
Как раб, склоняюсь, мало что не плачу,
Твой след целую, на коленях тут.
И за слезами уж совсем не вижу света ...
... Любовь и смерть - порой – одно и то же это ...

MISTICA
А що бо з тими віршами стає,
Які ми не встигаєм написати?
Чи зберігає вірш єство своє
І не вдягнувшись у словесні шати?
І може незаписані слова
У світ приходять як живі істоти,
І слово в іншей форме ожива,
Щоб я пізнав, пізнав нарешті, хто ти.

Тому й не рву заплутаних тенет -
Міраж чи сон, легенда чи химера -
Бо ти болючий і п'янкий сонет
З неписаної спадщини Бодлера.

MISTICA
Стихов нам неизвестно бытиё,
Когда мы не успели написать их.
Стих сохраняет естество своё,
Не облачившись в слов нарядных платье?

И, может, незаписанное слово
Приходит в виде существа живого,
И слово оживает в форме новой,
Чтоб, наконец , узнал, узнал я, кто Вы.

Запутанных тенёт не рву , желанья нет -
Мираж иль сон, легенда иль химера -
Ведь Вы – пьянящий и болезненный сонет
Из ненаписанных стихов Бодлера.

ЗІНОВІЙ КРАСІВСЬКИЙ
ЗИНОВИЙ КРАСОВСКИЙ

МОЯ ТРІЯДА
МОЙ ТРИПТИХ
1. Двобій
Я став на прю з чудовиськом сторуким.
З мого чола стікав червоний піт.
І хижіли від поту того круки,
І мерк в тривозі млосний світ.

Дракон звалив моє велике сонце,
Мого життя всю вистраждану суть,
Собі під брудні ноги монстра,
Немов застиглу буру каламуть.

Зубами клацал з люті вовкулака,
І хоч не було страху ані сліз,
Та хтось тоді таки наплакав
В моїй душі засмучений ескіз.

Горіла ніч, а на мої скрижалі
Лягла навскіс меча сувора тінь.
І десь у небі тіпалися жалі
І багряніла чорна голубінь.

1. Поединок
На бой с чудовищем сторуким вышел.
Кровавый пот стекал со лба и век.
И вороны вдыхали запах хищно,
И томный мир вокруг в тревоге мерк.

Дракон свалил мое большое солнце,
Всей моей жизни выстраданной суть
Своими грязными ногами монстра
Топтал он, как бессмысленную муть.

Клыками клацал вурдалак, однако
Не знал я слёз , от страха не раскис,
Но кто-то всё-таки тогда наплакал
В душе глубокой горечи эскиз.

Горела ночь, а на мои скрижали
Ложилась тень меча наперерез.
И где-то в небе реяли печали
И густо багровела чернь небес.
2.Поразка
Не було крови, блискавок ні грому,
А тільки хлипав десь глибоко плач.
Рабою на колінах мліла втома
І гнула шию під чужий кумач.

Не було крови. Тильки сіра пляма
Лягла рядном на виснаджені дні,
І хтось тягнув, штовхал мене до ями,
І руки хтось викручував мені.

Густішав смерк у слідчім кабінеті:
Уже мені не вирватись із рук!
І грубшали, міцнішали тенета,
Якими обмотав мене павук.

2.Поражение
Гром не гремел, и молний не сверкало,
Кровь не лилась, был только тихий плач.
Рабой усталость на колени встала
И гнула шею под чужой кумач.

Кровь не лилась. Лишь серое пятно там
Легло на полотно нелёгких дней,
И в яму всё тянул, толкал нас кто-то,
Выкручивая руки всё сильней.

Густели сумерки в известном кабинете:
И мне уже не вырваться из рук!
И всё грубели и крепчали сети,
Какими обмотал меня паук.

3.В'язниця
Далеко, край світа, в чужій стороні,
В похмурій темниці життя коротаю -
Неначе на страту йдут знехоча дні,
Ночам божевільним - ні страти, ні краю.

Склепіння нависло, я плазом лежу,
Надії спроквола лягли під багнетом.
Рокований, волю свою стережу,
що в муках конає на гратах.

Повзе безнадія у чорні дні,
В тюремні кайдани закута,
Немов обірвалися струни в мені,
Ридают розбитим акордом нути.

3.Тюрьма
В чужой стороне, на света краю,
Я в мрачной темнице жизнь коротаю -
И тянутся дни, как на казнь здесь свою,
Ночам сумасшедшим - ни казни, ни краю.

Свод давит, лежать лишь плашмя я могу,
Надежд под штыком опускаются руки.
Уже обречён, волю я стерегу,
Она за решёткой кончается в муке.

Ползёт безнадёжность черная дней,
Что скованны кандалами тюремными,
Как будто оборваны струны во мне,
Рыдают аккорды разбитые гневные.

ОБЛАВА
Дивлюся й від жаху холоне чоло,
В пожежах кипить, загибає село.
А небо, неначе обмите у крові,
Відбилося пеклом в очах людоловів.
Лютіші від звірів, чорніші від тьми,
Напали й повисли вони над людьми,
Худоба реве, захлинаються діти,
Пов'язані жертви прощаються з світом.

Вмирають надії від горя і сліз.
Навіжена мчиться земля під укіс.
І тільки розпука ридає над краєм -
Народ загибає! Народ загибає!

І в крикові тому, у горі, в вогні
Довіку прийдеться горіти мені.

ОБЛАВА
Гляжу и от ужаса стынет мой лоб,
В пожарах пылает и гибнет село.
А небо, как будто омыто в крови,
В глазах людоловов блеск ада горит.

Зверей кровожадней, черней любой тьмы,
Напали, зависли они над людьми,
Скотина ревёт, плач детей всё сильней,
И жертвы прощаются с жизнью своей.

И гибнут надежды от горя и слез.
И бешено мчится земля под откос.
Отчаянье только над краем рыдает -
Народ погибает! Народ погибает!

И в крике том страшном, в беде и в огне
До смерти гореть придётся и мне.

ЯРОСЛАВ ЛЕСІВ
ЯРОСЛАВ ЛЕСИВ

***
В бараці тьма
І за бараком ніч
І небо чорне
Як в ночі горище
І методично механічний сич
Кричит у хащах
Електричних
Я просвітку шукаю
І вікон
Молю зорі у духа
І у неба
Крізь ніч крізь тьму
крізь яву й сон
Я вперто продираюся
До себе

***
В бараке тьма
И за бараком мрак ночной
И небо черное
Как по ночам чердак
И методично сыч как заводной
Кричит как в дебрях
В электрических сетях
Ищу просвета я
Ищу окон
Молю звезды у духа
И небес
Сквозь ночь сквозь тьму
сквозь жути явь и сон
Упорно продираюсь я
К себе
***
Востаннє ліс заголосив
У небі пісня обірвалась
Тоді без сина як без крил
Упала материна старість
Торкнулась вічної землі
І дзвонов проіржавілих била
Мов чорна птаха по селі
Луною в темні вікна билась
Високе небо в ніч пливло
Од сліз бубнявіла дорога
В печалі згорблене село
Волало помочі у Бога.
***
Прощаясь лес заголосил
И в небе песня оборвалась
Тогда без сына как без крыл
Упала матушкина старость
Припав к родной сырой земле
И ржавых колоколов било
Как птица черная в селе
В окошки хаток эхом билась
А небо тихо в ночь плыло
От слез гундосила дорога
В печали сгорбившись село
Молило помощи у Бога.
***
Душа болить, болить, болить,
І тиші смок перетискає горло.
Я знову підведуся гордо.
Одну лишь мить,коротку мить
Розпука, як дев'ятий вал
Мене вкріває з головою
"ШИЗО"* - аїдовий** підвал
Зімкнул безвихідь наді мною.
Із дна страждань,
Із серця глибини
В терпкому розпачі - печалі
Благословляю сутнє на землі
І вас, кати мої, прощаю,
І прощаюсь...
***
Болит, болит, болит душа,
И тишина пережимает горло.
Но снова поднимусь я гордо.
Один лишь краткий миг, спеша,
Отчаянье, словно девятый вал
Меня накрыло с головою.
"ШИЗО" * - аидовый ** подвал
Замкнул навечно выход надо мною.
Со дна страданий,
С сердца глубины,
Из терпкого отчаянья - печали
Благословляю сущее земли,
Вас, палачи мои, прощаю,
И прощаюсь ...
*ШИЗО – штрафной изолятор.
** Аид – царство мертвых в греческой мифологии.
ТАРАС МЕЛЬНИЧУК
***
Мамо,
підіть, будь ласка, у поле,
зловить за крильця
чи за ніжку
волю
і пришліть мені у конверті,
Я покладу її коло себе:
нехай стрекоче.
А не захоче -
то хай тікає у небо:
небові тоже
волі треба.
***
Мама,
пойдите, пожалуйста, в поле,
поймайте за крылышки
или за ножку
волю
и пришлите в конверте мне.
Я положу ее возле себя:
пусть стрекочет.
А не захочет -
пусть сбежит в небо она:
небу ведь тоже
воля нужна.
***
дрімає всесвіт на травіне
підперши зіркою щоку
стоїть по пояс в україні
ромашка в білому вінку
і ниць падуть і люди й коси
перед ромашкою: Прости
і гострят зуби жовті оси
і золоті свої хвости
девчата дзвонять спідницями*
гарбуз ногами топче рінь
і над вечірними женцями
пітніють тілом комарі
***
вселенная на травке дремлет
прижав звезду к своей щеке
по пояс в Украине древней
ромашка белая в венке
и ниц падут жнецы и косы
перед ромашкою: Прости
и точат жала злые осы
и золотят свои хвосты
ногами тыква топчет гравий
исподним* девушки звонят
и над вечерними жнецами
потеет комаров отряд
*спідниця – нижняя юбка, по форме напоминающая колокол.
***
Потрібно знати сила де
Де вітер запрягає коней
з небес у двері входить день
а в небеса з дверей ікони
дивак хто вірить смерть це смерть
і що любов не білий попіл
останнім дзвонить кулемет
над серцем кропу
***
Знать точно нужно сила где
Где ветром запрягались кони
к нам с неба в двери входит день
а в небо из дверей иконы
чудак кто в смерти убеждён
и что любовь не станет пеплом
прощальный пулемета звон
над сердцем светлым


МИХАЙЛО ОСАДЧИЙ
***
Синього вечора в небі
Зіроньку я надивив.
місяця сяйний лебідь
Морем статечно плив.

Зваблива, далека, срібна...
Я думав: чи вільна вона?
Благословенна і рідна
Зоріє мені в щіль вікна.
***
В синем вечернем небе
Звездочка мне мигала.
Сияния лунного лебедь
Морем плыл величаво.

Манила далью серебряная ...
Я думал: вольна ли она?
Родная, благословенная
Мне брезжила в щель окна.
***
Час і сутність відчути
Тут, де білий ведмідь.
В його шкурі побути,
Щоб себе зрозуміть.

Подолать його опір.
І збагнути, що він
В моїм домі - це докір,
Що в житті - карантин.

Як звільнити рамена
Від того тягару?
Чи щепили ще в генах
Нам ведмежу тайгу?!

***
Суть и время постичь
Тут, где белый медведь.
В его шкуре побыть,
Чтоб себя разглядеть.

Побороть ненароком.
Знать, он – не господин,
В моем доме - упреком,
В жизни – лишь карантин.

Долго ль быть в роли пленных?
Сбросим бремя врага!
Иль привита нам в генах
Медвежья тайга?!
***
І в перший день, і в лебединий,
І впроміжку, в якому жив,
Найвища честь,як ти людина,
Яку дух волі зворушил.

Святі - що одного волання,
Як відблиск світла уночі.
Достойні шани ті змагання,
Які несеш ти, як мечі.

Цю ношу сірий не підмінить.
Хіба що важче підкладе.
Та цей тягар тебе відтінить
Від тих, хто в світі просто йде.
Сосновка в Мордовії, політичний табір
особливого режиму, камера ч.5
1975

***
И в первый день, и в лебединой песне,
И в промежутке, что живём,
Нет в жизни человека выше чести,
Чем мощный дух свободы в нём.

Святые - к одному призыву чутки,
Они горят, как свет в ночи.
Достойны уваженья те поступки,
Что вы несёте, как мечи.

И эту ношу слабый не подменит.
Лишь тяжести добавит гнёт.
Но это бремя пусть тебя отделит
От тех, кто в мир пустым идёт.
Сосновка в Мордовии, политический лагерь
особого режима, камера ч.5
1975


ЙОСИП ТЕРЕЛЯ
Иосиф Тереля

ЖОРНА
( В. Симоненкові)
Інтродукція:
Звичайна ніч, але тревожна...
У ніч таку - усе робити можна...
***
Було в печі ячменю чуть
І пригорща пшениці.
Сказала мама, что спечуть
В неділю паляницю.
Чадить сліпенький каганець,
Зацвілі плачуть стіни.
В куточку діти крутят камінець,
Аж пальці посиніли...
Враз загарчав собака під столом,
Пригас тривожний вогник.
Щось ніби трісло за вікном,
І серце вже ні тепле, ні холодне...
Загуркотіло, загуло -
Упал и в сінях двері...
(Вже тата в хаті не було -
Його убили на Різдво,
На самий Свят - вечір...)
Вломилися...
Жорстока п'янь на язиці
І матюки в майбутне чорне.
Погасло серце в каганці -
Чекіст ламає жорна!
Він дітям душу розбиває –
У борошно струмочком
Із оченят життя тікає
У темному куточку...
Явас,1968
Концтабір ЖХ -385 /11
ЖЕРНОВА
(В. Симоненко)
Интродукция:
Обычна ночь, хотя тревожно ...
В такую ночь - все делать можно ...
***
В печи ячмень наперечёт
И горсточка пшеницы.
Сказала мама, испечёт
На праздник паляницу.
А каганец чадит едва
И плачут стены в цвели.
Детишки крутят жернова,
Аж пальцы посинели ...
Вдруг зарычал пёс под столом,
Свет виден еле-еле.
И треск какой-то за окном,
Сердца похолодели ...
Загрохотало и вошло,
В сенях дверь покалечив ...
(Уж папы в хате нет давно -
Его убили в Рождество,
На самый Святой вечер ...)
Вломились ...
Пьянство на лице
И мата черные слова.
Погасло сердце в каганце -
Чекист ломает жернова!
Он детям душу разбивает –
В муку, как ручеёк,
С глазёнок жизнь их утекает
В тот тёмный закуток...
Явас, 1968
Концлагерь ЖХ -385 /11
ПИСАНКА
Панас Заливаха
Беру яєчко, писчик, фарбу -
Розписую весну по білій льолі.
Я добираю до барви барву,
Я завічаю ліпшу долю.
Писалося на ВЕЛИКДЕНЬ.
Писалося день і цілий тиждень.
У ДОЛІ очі замальовані...
У ДОЛІ руки покручені...
І ГОРЕ заговорене,
І СЛОВО замучене...
без віри і будуччини...
Чекаю на щастя.
Сховаю писану журбу...
І писанку - чічку
Віднесу під стару вербу
І покладу межи коріння -
Нехай верба висиджує життя.
Явас, 1968

ПИСАНКА
Панас Заливаха
Беру яичко без опаски -
На белой скорлупе весну рисую.
Я подбираю краску к краске,
Загадываю лучшую судьбу я.
Писал НА ПАСХУ я не от безделья .
Писал весь день и целую неделю.
У СУДЬБЫ глаза замалёваны ...
У СУДЬБЫ руки закручены ...
И ГОРЕ заговорено,
И СЛОВО замучено ...
Без будущего и веры ...
Жду счастья дней.
Спрячу написанную печаль ...
И писанку - чичку
Отнесу под сень старой вербы
И положу меж корней -
Пусть верба высиживает жизнь из яичка.
Явас, 1968


КОЛЯДА
Петрові Рубану
"Колядин,
Колядин,
Я у неньки один..." -
Житом хижу посіваю,
Сиву Козу величаю,
Тепле Сонічко чекаю.
Жито - збито.
Козу - вбито.
Сонечко сльозою вмито.
Отака в нас Коляда -
Запирайе ворота!
Чорні тіні,
Чорна спека
Лезуть в хижу іздалека -
Запирайте ворота!
Явас, 1969


Коляда
Петру Рубану
"Колядин,
Колядин,
Я у матери один ... "-
Житом дом свой засеваю,
Козу седую величаю,
Солнце красное встречаю.
Жито - сбито.
Коза - убита.
Солнышко слезой умыто.
Вот такая Коляда -
Запирайте ворота!
Тени чёрные,
Жара
Лезут в хижину с утра -
Ворота закрыть пора!
Явас, 1969


АУТОДАФЕ
АУТОДАФЕ! -тліє мозок мій...
З опалених думок лишився попіл
О, хто б,прозрівши,смів
Здвигнути ситий спокій?!
Ударив час у дзвін:
Терпіння впало біллю на огинь,
А мисль - із барткою легінь
Січе хребет покорі...
Тюрма, Володимир, 1971

АУТОДАФЕ*

АУТОДАФЕ! -тлеет мозг мой ...
Остался лишь пепел мыслей сгоревших
О, кто бы посмел, прозревший,
Сдвинуть сытый покой?
Слышен времени в колокол звон:
Терпенье упало болью в огонь,
А мысль – палач проворный
Сечёт хребет покорный ...
Тюрьма, Владимир, 1971
*Аутодафе́ (ауто-да-фе, аут-да-фе, ауто де фе; порт. auto da fé, исп. auto de fe, лат. actus fidei, буквально — акт веры) — в Средние века в Испании и Португалии — торжественная религиозная церемония, включавшая в себя процессии, богослужение, выступление проповедников, публичное покаяние осужденных еретиков и чтение их приговоров. В общераспространённом употреблении ауто-да-фе — это также и сама процедура приведения приговора в действие, главным образом публичное сожжение осуждённых на костре.

РОЗПУТТЯ
Іванові Світличному
Чуєш! Йване! - із розпуття
Біль з хреста в світи пішов.
Україна в чорних струпах,
По Вкраїні бродить СТОГОЛОВ...
Як пророцтвах: мрія впала
На голготськії хрести...
У надій стято крила -
Кров за кров...
Нести й нести.
А Ісус? - сумна корида...
Йде міраж по стоптанних роках,
На плечах у нього кривда, -
Кров і кров, і тлінний прах...
Сліпнуть очі, виглядаючи,
Чи дійде наш БОГ до нас?
Чи донесе в мир конаючий
Хліборобський іпостас?...
Сичовка, 1973

РАСПУТЬЕ
Ивану Светличному
Слышишь! Ваня! – В век распутья
Боль с креста в миры ушла.
Украина в черных струпьях,
По ней бродит САТАНА ...
Как в пророках: грёзы пали
На голгофские кресты ...
Крылья у надежд сломали -
Кровь за кровь ...
Нести - нести.
Иисус? - Грустна коррида ...
Лишь мираж в лихих годах,
На плечах у него кривда, -
Кровь и кровь, и бренный прах ...
Но, слезясь, глядят глаза ещё:
А дойдет наш БОГ до нас?
Донесёт в мир умирающий
Хлебороба ипостась? ...
Сычевка, 1973

ОЛЕНІ, ДІТЯМ
Спомини мої,
Спомини сумні,
наче лист осінній впали.
Покотились по стерні -
Згасли і пропали...
Голосом журби
В серце озивались
Відлітали назавжди
І не повертались.
Спомини гірки,
Спомини сумні -
Ой, куди ви відлетіли?
Спомини мои
Повертайте з України
Леготом журби -
Криком отзовіться!
Відлітайте назавжди
І знову поверніться...
ВС -389/37,карцер

ЕЛЕНЕ, ДЕТЯМ
Воспоминанья прежних дней,
Их нет, наверное, грустней,
Как лист осенний пали.
И покатились по стерне -
Погасли навсегда ли? ...
Голосом печали
В сердце отозвались
Улетели в дали
И не возвращались.
Воспоминанья горькие,
Воспоминанья грустные -
Куда же вы умчались?
Воспоминания мои
Вернитесь с Украины
И легким ветерком тоски
Вы отзовитесь ныне!
Летите вдаль, как голубки,
Вернитесь вновь живыми...
ВС -389-37, карцер

ВЕРБА
Еми Войцеховській
Моя верба не зеленіє,
Моїй вербе розтяли душу...
А білий день біліє
Через вчорашнє мушу;
А ще верба молила БОГА
Щоб доля молоділа...
А ще - упала при дорозі,
Упала і зомліла.
Київ,1977

ВЕРБА
Эмме Войцеховской
Моя верба уж не зеленеет,
Моей вербе вскрыли душу зря ...
А день белый всё-таки белеет,
Вопреки вчерашнему нельзя;
И молитву верба слала БОГУ,
Чтоб осталась вечно молода ...
И она упала на дорогу,
Потеряв сознанье навсегда.
Киев, 1977

КРЕДО
Хочут злякати - серце за грати.
Серце не камінь - серце то твердь.
Серце народу гнівом розп'яте,
Я боготворю: "Україна - або смерть!"
1978

КРЕДО
Пусть пугают супостаты, за решетку сердце спрятав.
Сердце - не камень, сердце - твердь.
Сердце народа, гневом распятое,
Я боготворю: "Украина - или смерть!"
1978

РЕКВІЄМ
На смерть В. Івасюка
Цятка крові на ослін -
Біллю мого серця!
Се ж бо він.
Се ж бо він,
На хресті без смерті.
Цілувала ніч вуста,
Хижо в горло впилась.
В кожнім серце неспроста -
Реквієм губилось...
Біль дитячий ув очах,
Я молитву - тиша.
Доля гине по світах -
Страх сумлінням пише...
Б'ю поклони - жменя сліз...
Ти ІСУС бессмертній!
На Голгофу вперто ніс
Біль живий роздертий!
Цятка крові на ослін -
Біллю мого серця!
Се ж бо він.
Се ж бо він,
На хресті без смерті.
30.12.1979

РЕКВИЕМ
На смерть В. Ивасюка
Капля крови в месте том -
Болью в моём сердце!
Ибо он.
Ибо он,
На кресте без смерти.
Целовала ночь уста,
Хищно впилась в горло.
В каждом сердце неспроста -
Реквием пел скорбно ...
Болью детскою в глазах,
Я молитву - тише.
Доля гибнет – всюду страх
Совестливо пишет ...
Бью поклоны - горсти слёз ...
Иисус бессмертный!
На Голгофу стойко нёс
Боль ты страстотерпный! ..
Капля крови в месте том -
Болью в моём сердце!
Ибо он.
Ибо он ,
На кресте без смерти.
30.12.1979

ВАСИЛЕВІ СТУСОВІ
Не люди, а тіні
Роздерті по сірих обпльованих стінах -
Розп'яті, прибиті..
Довкола кривавляться зойки несамовиті
І крапля по краплі вмирають убиті.
Упала завіса,
Подобна на грати червоного біса.
Все стало на місце.
І небо не впаде і сонце не трісне,-
І темне все темно - криваво навмисне.
Аж жмуряться очі...і чоботам тісно!
У ямі бетонній на мозок мій тиснуть –
І розум дубіє...
Все смертне уперто біліе
Прокинеться ранок і кров почорніє...
По жилах - мотуззях скрадаються болі.
І стигми пекучі пробили долоні.
Ічути, як хрипне в'язниця,
Мов кратер вулкану спеклися очниці -
На розум, на світло злетілись нічниці:
І брязнули смерті підкови...
і бризнули боліпо стінах від крові.
Здригається серце - повільно холоне,
забракло повітря - все стало червоне.
У горлі клекоче слово солоне...
Горбатиться біль на залізному брусі, -
тут кров скам'яніла тріснути мусить...
Очниці - дві ями пробиті,
Зажмурени сонця - назавжді убиті!
І зойкнули ночі, кров'ю розмиті...
1-го січня 1986 року, Ц.Л. ВС -389/35

ВАСИЛЮ СТУСУ
Не люди, а тени
Разбиты по серым оплеванным стенам -
Распяты, прибиты …
Повсюду кровавятся вопли, так души терзают бандиты,
И капля за каплей отходят те, что убиты.
Упала завеса,
Подобна решётке красного беса.
Все стало на место.
И небо не рухнет и солнце не треснет, -
Темнеет всё тёмное - кроваво уместно.
Аж щурю глаза ... сапогам стало тесно!
И в яме бетонной на мозг мой давят, как прессом -
И разум дубеет ...
А смертное всё упрямо белеет,
Но утро проснётся и кровь почернеет ...
По жилам - веревкам спускаются боли.
И жгучие стигмы пробили ладони.
И слышно, как хрипнет темница,
Как кратер вулкана пылают глазницы -
На разум, на свет слетелись ночницы:
И звякнули смерти подковы ...
И брызнули боли по стенам от крови.
Колотится сердце, но стынет уж тело,
И воздуха нет - всё вокруг покраснело.
В клокочущем горле проклятье созрело ...
Горбатится боль на дыбе железной, -
Здесь кровь, каменея, должна скоро треснуть ...
Глазницы - две ямы пробиты,
Два солнца погасли - навеки убиты!
И вскрикнули ночи, кровью размыты ...
1-го января 1986, Ц.Л. ВС -389/35
***
Мізерні дні. Безглузді дні.
Життя покручене й примхливе -
То гідне,то тремтливе,
А то - неначе мишкою прогризений папір...
А ще подвійна суть.
А кольори: то білий, то червоний,
Ще мідні та глухії дзвони,
Що тривожно в ненародженні гудуть.
А ще ці дні -
Такі принижені й такі невірні...
І ще ці дні -
На пальцях кров і юда непомильний...
Київ, Лук'янівська тюрма
***
Дни так ничтожны и бессмысленны.
Распутна жизнь и привередлива -
Порой достойна, порой трепетна,
А то бумагой, мышью грызенной ...
А то еще и суть двойная.
А цвет: то белый он, то красный,
И колокола гул ужасный
Звучит тревожно, сна лишая.
Ещё те дни -
Так унизительны, так неверны...
Ещё те дни -
На пальцах кровь, они предательства полны ...
Киев, Лукьяновская тюрьма
***
Тривожна ніч
Тюремна ніч,
Постійна і без свята...
Ще ленінска рук горбата
Криваві слези душить з віч.
І всюду ніч
Дразлива ніч...
Ще темний і червоний злочин
Та пострил в очі.
На синій хоругві -
Чорні краплі у грудні...
Червоний злочин
І ніч.
Останній злочин?
Остання ніч...
***
Тревожна ночь,
Тюремна ночь,
Без праздника, проклятая ...
И Ленина рука горбатая
Рождает слёз кровавых дождь.
И всюду ночь
Дрянная ночь ...
И красный буйствует террор,
И выстрелы в упор.
И на хоругви жёлто - синей
Чернеют капли в зимней стыни…
Красный террор
И ночь.
Последний террор?
Последняя ночь ...

МИКОЛА ШАТИЛОВ
***
Хто ти мені?
Не чужа, не рідня...
Хто ти мені?
Не дружина. А може...
Дихання вільного,наче в коня,
Дай тобі, Боже.

Може, коханка?
Не вір у бридню!
Так, ти - ніхто, ти життя мого розповідь.
Вітру, що виверне ніздрі коню,
Дай тобі, Господи!

***
Кто ты мне?
Не чужая, не родня...
Кто ты мне?
Не жена. А может ...
Дыханья вольного, как у коня,
Дай тебе, Боже!

Может, любовница?
Не верь в бредню!
Ты мне - никто, ты – в жизни правды россыпи.
Ветров, что ноздри вывернут коню,
Дай тебе, Господи!
***
Старий майдан. Прадавній - хоч і Риму,
густим каре шиковано доми.
У двері ці бувало гетьман гримав,
за цими круль острогами гримів.

Історія!
А я її не слухав.
Здавалось, що лице твоє - старе.
Пополотніла - так не стало духу,
а вітро переповнено каре.

Летіли в браму канцлерові коні,
Гукав форейтор, схожий на Матьє...
А я не чув. Ти носиш у долони
своє життя і заразом моє.

Що королі!Що дати! Що - події!
Єдина пам'ять на останок лет:
з -під снігу рукавика червонє...
Оце і є історія.
І - квит!
***
Майдан старинный. Словно Рим он древен,
Шикарные дома густым каре.
Стучал бывало гетман в эти двери,
Король за теми шпорами гремел.

История!
А я её не слушал.
Казалось, что лицо твоё - старей.
Так побледнела, словно кто-то душит,
а ветром переполнено каре.

В ворота мчались канцлеровы кони,
Кричал форейтор, на Матье похожий...
А я не слышал. Ты несла в ладони
свою жизнь и мою с ней вместе тоже.

Что короли! Что даты! Что - победы!
В остатке лет есть память об одном:
Краснеет рукавичка из-под снега ...
Это и есть история.
С концом!
***
Які пісні на Лесиній Волині!
А голоси в травневі напівтьмі!
І хтось співав в жіночій половині
задуманої луцької тюрми

А десь за муром квітли матіоли,
в обличчя грати віяли теплом...
Хтось так співав, неначебто ніколи
й ніде пісень донині не було.

А я у пальцях відчував удавку,
коли співала зранена душа,
як москали погвалтували Мавку,
як поряд порішили Лукаша.

***
Какие песни в Лесиной Волыни!
А голоса в весенней полутьме!
И кто-то пел на женской половине
задумчиво в луцкой тюрьме.

А где-то за стеной расцвёл миндаль,
и тёплый ветер дул в решётки шало ...
Пел кто-то так, как будто никогда,
нигде на свете песен не звучало.

Я пальцами почувствовал удавку,
когда запела с горечью душа,
как москали насиловали Мавку,
как рядом порешили Лукаша.*

*Мавка и Лукаш – герои драмы – феерии Леси Украинки «Лесная песня» («Лісова пісня», 1911).
Переводы с украинского Марка Каганцова

 

 

ФИО*:
email*:
Отзыв*:
Код*

Связь с редакцией:
Мейл: acaneli@mail.ru
Тел: 054-4402571,
972-54-4402571

Литературные события

Литературная мозаика

Литературная жизнь

Литературные анонсы

  • Внимание! Прием заявок на Седьмой международный конкурс русской поэзии имени Владимира Добина с 1 февраля по 1 сентября 2012 года. 

  • Афиша Израиля. Продажа билетов на концерты и спектакли
    http://teatron.net/ 

  • Дорогие друзья! Приглашаем вас принять участие во Втором международном конкурсе малой прозы имени Авраама Файнберга. Подробности на сайте. 

Официальный сайт израильского литературного журнала "Русское литературное эхо"

При цитировании материалов ссылка на сайт обязательна.