ПРОИЗВЕДЕНИЯ изоискусства на военную тему

К 70-летию Великой Победы

Из творческого наследия

ОТ СТЕН МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ — НА ФРОНТ

В ходе Второй мировой войны основная тяжесть борьбы против распространения «коричневой чумы» выпала на Советский Союз, который понёс наибольшие потери, но выстоял и победил лютого врага. Советские художники приняли самое активное участие в Великой Отечественной войне. В военные и послевоенные годы они создали тысячи произведений изобразительного искусства, вошедших в художественную летопись минувшего времени.

Среди них выделяются наиболее значительные по содержанию и совершенные по исполнению произведения, в которых особенно ярко,захватывающе отображена трагическая и героическая быль. Своё воспитательное и мобилизующее значение эти творения взлёта человеческого духа сохраняют и в наши дни. У живописцев художественно-образное воплощение замысла требует зачастую значительной затраты времени. Неудивительно, что выдающиеся картины на военную тему появились лишь в 1942 году.
Имя москвича Константина Юона, родившегося за четверть века до начала 20-го столетия, вошло в историю русской культуры. С детства прикипевший сердцем к Лефортовской слободе и парку на берегу Яузы, семилетний Костя начал делать зарисовки. Позднее в Московском училище живописи, ваяния и зодчества выдающийся художник Валентин Серов наставлял своего ученика Юона: «В России жить — так русским быть».

Виды древних русских городов: Москвы, Загорска, Пскова, Новгорода, Ростова Великого, Торжка, Углича — надолго привлекли внимание живописца, воспевшего их красоту и величие звонкими, чистыми красками. Не случайно побывавший в России бельгийский поэт Эмиль Верхарн сказал, что для него Россия ассоциируется с живописью Юона.

Учёные Константин Циолковский и Владимир Вернадский, поэты Уолт Уитмен и Владимир Маяковский, композитор Александр Скрябин, живописец Кузьма Петров-Водкин принадлежат к числу деятелей, проявивших планетарность мышления на изломе эпох. В замечательную плеяду входит также Константин Юон, создавший «космическое» полотно - «Новая планета» (1921).
Наступательному натиску гитлеровцев народный художник СССР Константин Фёдорович Юон противопоставил картину «Парад на Красной площади в Москве 7 ноября 1941 года», работу над которой начал в 1942 году, но завершил в 1949. Живописец на параде не присутствовал, но чётко осознал его значение и создал эпическое полотно широкого и мощного звучания. По свидетельству очевидцев, в тот день шёл густой снегопад, а видимость была столь плохая, что немецкие самолёты даже не пытались бомбить Москву. Но бесспорно главное: от стен Кремля советские воины уходили на передовые позиции защищать столицу. Эту решимость, сплочённость, организованность мастер убедительно воплотил в гармонии с величественной архитектурой стен и башен Московского Кремля, Собора Василия Блаженного, ширью Красной площади и простором небосвода, усеянного грядами облаков. Предчувствие и закономерность предстоящей Великой Победой над фашизмом выражены Юоном красиво и торжественно.

ВЫРАЗИТЕЛЬ НАРОДНОЙ СТОЙКОСТИ

Московский художественный институт имени В.И.Сурикова в октябре 1941 года был эвакуирован в Самарканд. Там в начале 1943 года известный педагог, профессор Сергей Герасимов завершил работу над картиной «Мать партизана». Драматургия художественного замысла красноречиво выражена с помощью контрастного противопоставления. С одной стороны —пожилая русская крестьянка в белой деревенской кофте стоит босая, в разорванной юбке, с гордо поднятой головой; с другой — рослый немецкий офицер с бычьей шеей и стеком в руке на фоне пожара и трупов грозно требует от матери сведений для облегчения участи её сына-партизана, попавшего в руки палачей. Высокая духовность защитников Родины и крайняя жестокость завоевателей показаны с неотразимой убедительностью.

Сын можайского кустаря-кожевника, Сергей Герасимов учился в Москве у художников-передвижников, сам неутомимо воспевал русских крестьян и родную природу. Мне довелось видеть и слышать академика-лауреата, первого секретаря Правления Союза художников СССР на улице Кропотскинской, 21 и на художественных выставках. Кряжистый, среднего роста, он ступал неспешно, переговариваясь с окружающими коллегами. В доносившихся репликах — немногословие, меткость. Лицо простоватое, взгляд прищуренных глаз испытывающий. Чем-то исконно мужицким веяло от его крепкой фигуры, от степенной походки, простонародных словечек.
Рокуэлл Кент справедливо сказал о С.Герасимове: «Среди современных русских живописцев он, несомненно, один из самых выдающихся».

«АГИТАТОРЫ, ГОРЛАНЫ, ГЛАВАРИ»

В бурные дни революций и войн Новой и Новейшей истории, когда ещё не существовало самое влиятельное средство массовой информации населения — телевидение, роль наиболее оперативного оружия в борьбе с идеологическим противником выполняло искусство графики, в первую очередь газетно-журнальной графики, и политический плакат. Наглядное свидетельство тому — французская графика 1830, 1848 и 1871 годов и российская графика 1905, 1917- 1922 и 1941-1945 годов. В качестве примера назову только несколько мастеров: Кукрыниксы (о них подробнее ниже), Тоидзе, Корецкий.

Плакат москвича Ираклия Тоидзе «Родина-мать зовёт!», созданный в 1941 году, заслуженно приобрёл популярность. Требовательный к себе художник сразу нашёл выразительную композицию, но долго не удовлетворялся образом женщины, олицетворяющей Родину-мать. Перепробовал разные варианты. Окончательное решение пришло, когда Тоидзе в искомом образе воплотил портретные черты своей русской жены.

Виктор Корецкий часто использовал в своих плакатах приём фотомонтажа. Эвакуированный с другими деятелями искусства из Москвы в Казань, он и в столице Татарстана не прекратил творческую работу. Созданный им в 1942 году плакат «Воин Красной Армии, спаси!» стал одним из самых мобилизующих. Образ советской женщины с ребёнком, на которых нацелилась фашистская винтовка с окровавленным штыком, оказался настолько эмоционально впечатляющим документом, что плакат еврея Корецкого отпечатали миллионным тиражом в формате почтовой открытки, и множество солдат носило эту открытку в своём вещевом мешке до конца освободительной войны.

ГОВОРЮ С КУКРЫНИКСАМИ

На одной из выставок впервые увидел коринский «Портрет Кукрыниксов». Тех трёх сатириков, за головы которых бичуемый ими Гитлер назначил большую награду. Широко известны их антифашистские произведения: первый плакат военных лет «Беспощадно разгромим и уничтожим врага»; популярный плакат «Потеряла я колечко, а в колечке двадцать две дивизии»; картина «Конец», написанная под впечатлением от посещения в майские дни 1945 года рейхсканцелярии Гитлера на Вильгельм - штрассе в Берлине; целый ряд других произведений, разоблачавших звериную идеологию нацизма.

Я восхищённо глядел на групповой портрет. Необычная яркость красок. Непривычно гладкая техника. А какая чеканность рисунка, выверенность композиции!
Спустя какое-то время мне довелось прийти к Кукрыниксам в их мастерскую в Москве, на улице Горького, дом 9. Поднялся на восьмой этаж. Секретарша проверила документы, допустила. В дверях встретили все трое: уроженец городка Тетюши в Татарстане добродушный, высокий Михаил Куприянов, низкий, язвительный Порфирий Крылов, среднего роста, спокойный Николай Соколов. Как похожи на выполненный Кориным портрет! Мгновенно узнал каждого. Только на холсте — величаво застывшие, а реальные — улыбающиеся.

Посредине просторной комнаты размером с танцевальный зал — обширный помост, на котором расположены листы с незаконченными графическими работами. Разговаривая со мной, то один, то другой подходил к рисунку или плакату, что-то дополнял. Наслышанный об уникальном содружестве трёх художников, увидел наяву, как взаимно доверяют, не перечат. На прощание подарили альбом своих политических карикатур с надписью: «Аркадию Борисовичу Файнбергу на добрую память. Кукрыниксы М.Куприянов, П.Крылов, Н.Соколов. 1965».
«Вы стали всемирно известной силой международной солидарности людей, их общей ненависти к фашизму и борьбе за его разгром. Пусть одобрение мира даст вам ещё больше уверенности и силы», - писал Рокуэлл Кент Кукрыниксам в 1944 году.

В КАБИНЕТЕ ПРЕЗИДЕНТА АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ

Как-то я получил письмо из Москвы. Его прислала Учёный секретарь Академии художеств СССР Августа Коломиец. С умной, подлинно интеллигентной дамой я познакомился, готовясь к защите докторской диссертации. Коломиец просила прислать мои статьи по приложенному адресу о творчестве Бориса Угарова, Президента Академии художеств, произведения которого выдвинуты на соискание Государственной премии СССР. Я с удовольствием написал и отослал развёрнутый положительный отзыв, глубоко уважая Бориса Сергеевича и как мастера, и за человеческие качества. Радовался, когда Угаров получил заслуженную премию.
Мне особенно близка его картина «Ленинградка», экспонирующаяся в Русском музее. Двадцать лет спустя живописец изобразил в аскетической гамме военных лет суровую блокадную зиму 1941 года. Измождённая, но не сломленная молодая женщина, перетаскивающая тяжёлые рельсы для надолб, прекрасна. Её лицо притягивает, служит центром композиции. Застывшие на реке баржи, дома на противоположном берегу Невы выглядят безлюдными, но город живёт, и устоявшие защитники полны решимости победить.

Я был обыкновенным 11-летним ленинградским мальчишкой, когда началась Великая Отечественная война. О том, как встретили подростки известие о начале войны, о том, как школьников эвакуировали в городок Котельничи Кировской области, как некоторых, и меня в том числе, увезли матери обратно в Ленинград, как замкнулось 8 сентября 1941 года кольцо блокады и что довелось пережить в самый жуткий период до второй эвакуации в Казань в сентябре 1942 года, - я рассказал в главе «Кольцо блокады» в автобиографической повести «Еврейские гены» (Тель-Авив, 1998).

Понятно, что меня, жителя блокадного Ленинграда, связали с Борисом Сергеевичем, защитником города на Неве, незримые нити.
Художник-воин участвовал в прорыве блокады Ленинграда, где после немецкой бомбёжки откопали под развалинами дома его тяжело раненную мать. Он утверждал: «Война дала решительную, неисчерпаемую силу и волю к творчеству. Появилась жажда сказать своё слово о России, о земле, которую защищал».

Борис со школьной скамьи ушёл добровольцем в дивизию народного ополчения, воевал на Ленинградском и Волховском фронтах. Повсюду молодой артиллерист носил с собой в вещевом мешке тяжёлый фолиант Игоря Грабаря «Валентин Серов», изданный Иосифом Кнебелем. По окончании войны учился в мастерской Грабаря.

Угаров избирался председателем Ленинградской организации Союза художников. Свыше двадцати лет преподавал в Ленинграде в Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина Академии художеств. Я встречался с ним, когда он возглавил родное учебное заведение. Незабываемо для меня заседание Учёного совета под его руководством, на котором происходила защита мною кандидатской диссертации. С тех пор неспешный, деликатный ректор стал для меня близким человеком, а его холсты с их нравственно высоким содержанием и изысканным колоритом — ещё более привлекательными.
Судьба вновь свела с Борисом Сергеевичем, когда его избрали Президентом Академии художеств СССР и он переехал из Ленинграда в Москву.

В сопровождении жены Ольги я приехал в его резиденцию на Кропоткинскую улицу, 21 — обговорить животрепещущее о защите докторской, издании книг. Секретарша к нему не пропустила, сказав, что Борис Сергеевич ждёт звонка из ЦК КПСС. В приёмной терпеливо сидели другие посетители. Мы должны были уезжать из столицы, времени не оставалось. Я зашёл к вице-президенту В.А.Леняшину, который знал меня. Выслушав, Владимир Алексеевич решил, что лучше обо всём побеседовать с президентом. Провёл в кабинет Бориса Сергеевича через внутренний ход, о существовании которого я не подозревал. Угаров принял тепло, доверительно, дал несколько полезных советов. Помнил меня по институту имени И.Е.Репина, по защите кандидатской диссертации.
Вдруг во время разговора зазвонила «вертушка» - телефон правительственной связи. В трубке послышался знакомый по телепередачам голос секретаря ЦК КПСС по идеологии Егора Кузьмича Лигачёва. Уверенно, властно давал партийный функционер указания Президенту Академии художеств, когда и как надо встретить иностранную делегацию, прибывающую на одну из художественных выставок. Угаров слушал, вникая в каждое слово патрона, что-то записывал. Было обидно видеть, как прекрасный художник вынужден проявлять абсолютное послушание по отношению к высокопоставленному чиновнику. Когда Лигачёв закончил давать распоряжения, академик не сразу пришёл в себя. Вскоре самообладание вернулось, Угаров полу-иронично произнёс: «Тоталитаризм!» и завершил разговор в свойственной ему задушевной манере. Я искренне горевал, когда прочитал через пару лет некролог о его смерти.

«ИСПАНИЯ» МЫЛЬНИКОВА

Два корифея выделялись в Петербургской Академии художеств в период моего обучения в ней — академики, лауреаты Ленинской и Государственной премий СССР и РСФСР Андрей Мыльников и Евсей Моисеенко. У каждого — своя дорога в искусство и свои ученики. Их многолетнее негласное соперничество стимулировало рост каждого. Стоило вырваться вперёд одному — другой напрягался и догонял. Я в разных ситуациях видел обоих, но разговаривать, общаться было легче с интеллигентным Мыльниковым. Моисеенко держался замкнуто, резковато. Без крайней необходимости к такому не подойдёшь. Оба присутствовали в составе Учёного совета на защите мною диссертации и отнеслись доброжелательно. Из членов Учёного совета все проголосовали «за», кроме одного. Такой результат считался превосходным.

У Мыльникова — приветливое лицо, окаймлённое бородкой. Мягкие интонации негромкого голоса, спокойные движения. Я беседовал с ним о его учениках, и обо всех он отозвался тепло. В разговоре раскрылись достоинства личности — отзывчивость, полное отсутствие зазнайства, каким грешили иные встречаемые мною куда более мелкие и серые персоны.
Обучаясь в мастерской культурнейшего Игоря Грабаря, Мыльников в молодые годы проявил недюжинные способности и стал помощником учителя. Монументальная дипломная работа «Клятва балтийцев» заняла видное место в музее Петербургской Академии художеств.

Андрей Андреевич написал немало полотен, восхищающих гармонией композиции, красотою колорита, напевностью ритма и гибких линий.
Трудно, например, оторвать взгляд от картины «Утро». Казалось бы, много раз разработанный классиками мотив: нагая молодая женщина, безмятежно спящая на лоне природы. Всё же в мыльниковском варианте найден свой целомудренный идеал. Видимо, нет предела восторгу художника перед вечными ценностями жизни, отрешёнными от суетности бытия.
Совсем иным предстаёт мастер в холсте «Прощание». Эта картина о трагедии войны, при внешней статике образов, показалась мне одной из самых пронзительных. Узловатые руки, покрытое морщинами лицо старой матери, провожающей полным слёз взглядом сына, уходящего на войну, вряд ли способны кого-либо оставить равнодушным. А он, высокорослый наголо остриженный богатырь, с пухлыми детскими губами, смотрит на мать сверху вниз успокаивающе, как подобает мужественному защитнику города на Неве. Оголённая земля, чёрный дым, застилающий небо с блеклым солнцем, скупая монохромная гамма — все изобразительные средства помогают выразить боль войны.

Дальнейший взлёт живописца — триптих «Испания». В Центральном выставочном зале в Москве не мог наглядеться, потрясённый красотой, страстностью, мощью. Считаю этот шедевр одним из лучших в российской и мировой живописи 20 века. Подобной глубины философского осмысления судеб человечества, совершенства исполнения мало кому удалось достичь. Художник работал около десяти лет. Дважды ездил в Испанию, рискуя жизнью при режиме Франко. Создал несколько вариантов.
В «Корриде» победа молодого матадора над утыканным бандерильями быком не выглядит праздником, а воспринимается как метафора жестокости современного мира. Ещё живой глаз издыхающего рухнувшего животного вопиет о боли, страдании. Да и в позе воздевшего руки победителя поединка — не радость, а смертельная усталость. Контрастом к драматизму сюжета — невыразимая словами, ненаглядная красота цветового решения: красный фон, чёрный бык, серебристое одеяние матадора.
Полна трагизма центральная часть триптиха «Распятие». На фоне креста с распятым, зарева пожара и искорёженных стояков фонарей — спасающаяся женщина с младенцем олицетворяет надежду.

В основе третьей части триптиха — холста «Смерть Гарсиа Лорки» - реальный факт. Выдающийся испанский поэт-антифашист был расстрелян ночью в августе 1936 года на дороге в восьми километрах от Гренады. И в этом полотне — эмоциональный накал, усиленный пейзажем: зарницами в густой синеве, колючим чертополохом.
В триптихе неразрывно слиты чарующая власть искусства и гуманистический призыв, чуткость к различным модификациям трагического.
Лично зная мягкого, деликатного Андрея Андреевича, я не представлял, каким клокочущим вулканом эмоций в творчестве способен удивить этот человек.

«ПОБЕДА» ЕВСЕЯ МОИСЕЕНКО

Коренастый, неторопливый, с пристальным взглядом Евсей Моисеенко производил впечатление физически и духовно сильного человека. Родился в крестьянской семье на территории Белоруссии. С детства впитал в себя запах травы на земле, цвет неба над костром в ночном, тишину, всполохи зарниц. В 15 лет приехал в Москву, влекомый искусством. Обучался росписи на папье-маше и по металлу в художественно-промышленном училище имени М.И.Калинина. Затем поступил в Петербургскую Академию художеств.
С началом войны добровольцем в составе дивизии народного ополчения ушёл на защиту Ленинграда и в одном из боёв попал в плен. О том, что перенёс, будучи четыре года узником лагеря Альтенграбен близ Магдебурга, рассказал в серии из восьми картин «Этого забыть нельзя» (1960-1962).

После войны завершил учёбу в Академии художеств в мастерской Александра Осмёркина. На защите дипломной работы наставник сказал: «Это художник со своим лицом, которому предстоит большое будущее. Я ручаюсь за него, что успех не вскружит ему голову, потому что он очень требовательный к себе художник». В том же 1957 году Евсея Моисеенко избрали членом правления Союза художников СССР, а со следующего года он возглавил мастерскую живописи в Академии, которую окончил.

Неисчислима вариантность его импровизаторского языка, в котором благодаря внутренней логике уживаются живописная стихия и графическая чёткость. Работая без устали, он создал свою летопись революции и войны. Всегда истоком служило глубоко прочувствованное. «Художник начинается с биографии, с самого главного — совести» , - утверждал Евсей Евсеевич. По эмоциональному настрою ему близка романтическая поэзия Эдуарда Багрицкого, Михаила Светлова. Он старался показать людей подвига без внешних атрибутов героики, увидеть непреходящее в сиюминутном. Нередко к жизненному опыту подключал фантазию. Его многозначные, недосказанные, неприглаженные картины с размытыми формами, мерцающим месивом пятен узнаются без подписи..

Для меня вершиной творчества Моисеенко предстаёт полотно «Победа» (1970-1972), экспонирующееся в Русском музее. Два усталых, небритых солдата в выгоревших, прокопчённых гимнастёрках, в стоптанных сапогах, стоящие в сумраке лестничной площадки полуразрушенного дома в Берлине, после бешеного боя встречают внезапно наступившую тишину Победы. Смерть погибшего друга в последние минуты войны и первые мгновения мира воспринимаются особенно трагически. Оттого неудержимый крик торжества и отчаяния солдата-победителя проникает до глубины души. Только психолог огромного дарования мог создать столь впечатляющее произведение, раскрывающее в отдельном эпизоде страшную цену великой Победы над фашизмом.

Евсей Евсеевич не только сам выдающийся мастер, но и превосходный педагог. Я знал его учеников из разных городов. Все — талантливые и непохожие. Мэтр не подавлял авторитетом, а развивал инициативу, самобытность. На одной из встреч со своими воспитанниками он сказал: «В искусстве важно поведение, главное — не предать высокие представления. Искусство не терпит предательства. Раз поступившись, можно потерять высокую звезду. Самое страшное в искусстве — выживание друг друга, кастовость. Нельзя разменивать талант на материальные интересы, жирок затягивает».
Статьи Моисеенко в журналах «Искусство», «Художник» привлекали внимание глубиной размышлений. Я зачитывался ими.

«ЛЕДОВАЯ ТРАССА» БОРИСА КОРНЕЕВА

Высокий, худощавый, слегка заикающийся, но очень искренний, умный, обаятельный ленинградец Борис Корнеев оставил о себе добрую память на Алтае, в Сибири, на Крайнем Севере, где работал художником в геологических партиях. Позднее ездил в Заполярье, Карелию, на Кольский полуостров. Полюбил неброскую красоту Севера. Проявлял интерес к сильным личностям. Персонажами многих его картин стали труженики земных и водных просторов: геологи, портовики, рыбаки.
Но многим, в том числе и мне, блокаднику Ленинграда, особенно близки герои серии картин Корнеева «Дороги войны» (1964): «К своим. 1941 год», в которой изображены женщины-беженки с детьми; «Дорога жизни» и «Ледовая трасса (Ладога 23 апреля 1942 года)», экспонирующаяся в Государственном музее истории Ленинграда. За создание этой серии Борис Васильевич Корнеев был удостоен звания Заслуженного художника РСФСР.

Основой сюжета о ледовой трассе послужил реальный факт. 23 апреля 1942 года перед праздником 1 мая к берегу Ладожского озера завезли 60 тонн лука. Доставить голодным жителям праздничный подарок оказалось возможно только пешком по ледяной воде. Тридцать пять километров шофёры, связисты, солдаты, офицеры несли на себе мешки с луком. Часть людей при доставке погибла, провалившись под тающий лёд. Но бесценный груз в сражающийся город был доставлен. К первому мая ленинградцы-блокадники, в том числе я, двенадцатилетний, и моя мама получили по пол-луковицы на человека дополнительно.
Работая над картинами, живописец знал цену подвигу. Колорит его холстов суровый. Силуэты фигур крупные. О стойкости народа, о героическом поколении рассказано масштабно.

Будущий профессор кафедры рисунка Академии художеств ушёл на фронт 19-летним добровольцем с 3-го курса Ленинградского художественного училища имени В.А.Серова. Оборонял родной город, участвовал в освобождении Украины, Польши, Чехословакии.
До войны Борис, дед, отец и мать которого работали на Обуховском заводе, вдруг проявил такое увлечение искусством, что начал заниматься в изостудии при Невском Дворце культуры. Сам ректор Всероссийской Академии художеств Исаак Израилевич Бродский отметил высокое качество рисунков и акварелей Корнеева.
И на фронтах талант художника был оценён. Сержант роты автоматчиков выполнял задания в штабе полка, стал душой штаба, всё знал, умел печатать на машинке.

По окончании войны демобилизованный Борис Корнеев не только осуществил свою мечту – поступил в Ленинградскую Академию художеств, но и стал получать за успехи именную стипендию имени И.Е.Репина. Диплом с отличием достойно завершил годы учёбы. Неожиданно для всех Борис с Мариной Козловской, однокурсницей, ставшей его женой, уехал работать в Новосибирск.
Глубоко уважаемый мною человек открытой души Борис Сергеевич Угаров, ректор вышеупомянутой Академии, в которой я в 1960-1966 годах заочно учился на факультете теории и истории искусств и где в 1978 году защитил диссертацию, вспоминал о чете Корнеевых:

«Все так хотели осесть в Ленинграде, а они вдруг поехали в неведомое. Это, видимо, сразу же укрепило их художественные позиции. Жизнь тогда у всех была нелёгкая, а у них ещё тяжелее. Вернулись они из Сибири закалёнными, мужественными».
С годами профессиональные и человеческие качества Бориса Корнеева высоко оценили коллеги-художники. Его избрали членом правления Ленинградского отделения Союза художников СССР, а затем – заместителем председателя правления ЛОСХа.
Однако здоровье замечательного живописца и человека оказалось подорванным. После двух тяжёлых операций он умер в 1973 году, едва миновав 50-летний рубеж.

К 20-летию Великой Победы на местах ожесточённых боёв за освобождение Ленинграда были воздвигнуты обелиски, памятники героическим защитникам, образовав «Пояс славы». Стержневым считается грандиозный монумент на западном берегу Ладожского озера «Разорванное кольцо», созданный архитектором В.Г.Филипповым, скульпторами К.М.Суминым и В.Т.Дугонец, инженером-конструктором И.А.Рыклиным и художником В.Н.Яковлевым. Белый цемент «Разорванного кольца символизирует спасительный лёд озера, а в проёме монумента в качестве природного дополнения его катит свои волны то спокойная, то волнующаяся Ладога. Перпендикулярно основанию монумента воздвигнута стела с надписью:

Потомок, знай! В суровые года
Верны народу, долгу и Отчизне,
Через торосы Ладожского льда
Три года мы вели дорогу жизни,
Чтоб жизнь не умирала никогда.

«ОТДЫХ ПОСЛЕ БОЯ» ЮРИЯ НЕПРИНЦЕВА

Академика, лауреата Государственной премии СССР Юрия Михайловича Непринцева я неоднократно видел в залах и коридорах Академии художеств и слышал его негромкие замечания воспитанникам мастерской. Профессор, народный художник СССР выглядел тихим, сдержанным, каким-то незаметным. Не укладывалось в голове, что именно он написал искрящуюся задорным весельем и смехом картину «Отдых после боя», в которой зрители безошибочно узнавали всеобщего любимца – Василия Тёркина.
Действительно, Непринцев, участник Великой Отечественной войны, командир взвода, знающий военный быт, увлёкся бесподобной поэмой Александра Твардовского и написал полотно по её мотивам.

Кроме литературы, помогло также другое влияние. Непринцев – ученик Исаака Бродского, а Бродский – ученик Ильи Репина. Преемственность проявилась в удачном использовании композиционного построения и общей трактовки массовой сцены, найденных Репиным в работе над картиной «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». И Репин, и Непринцев славят жизнелюбие, патриотизм, богатырскую мощь народа, его презрение к насильникам, бесстрашие, сплочённость.
Аналогия бросалась бы в глаза, если бы картины висели рядом. Но варианты «Запорожцев» экспонируются в Петербурге и Харькове, а «Отдых после боя» - в Третьяковской галерее в Москве. Украинский атаман и русский солдат не мешают друг другу.

МОБИЛИЗУЮЩАЯ ГРАФИКА БОРИСА ПРОРОКОВА

В 1960 году на художественной выставке «Советская Россия» в Москве я впервые увидел серию станковой графики, каждый лист которой, размером подобный плакату, цепко приковывал внимание и врезался в память необычной выразительностью. Лаконичные, воистину кричащие рисунки при взгляде издали напоминали манеру известного графика, лауреата Государственной премии СССР Бориса Пророкова. Именно он умел придавать произведениям графики набатное публицистическое звучание, совместить пластичность силуэта фигуры с тщательной проработкой деталей.

Предчувствие оправдалось. Этикетки подтвердили: автор новой серии «Это не должно повториться!» (1958-1959) Борис Пророков. Однако какой мощный рывок вперёд, к патетической выразительности совершил опытный график, развив достоинства своего почерка! Вся серия будто выполнена на одном дыхании, резко возбуждая мысли и чувства зрителей.

«Мать» - традиционный образ женщины с младенцем, сосущим обнажённую грудь. Не сосчитать художников, воплощавших в разных видах искусства аналогичный сюжет. Но Пророков – новатор. Он пошёл непроторенной дорогой. На суровом лице изображённой им немолодой матери – выражение бдительной сосредоточенности. Глубоко запавшие глаза, тень от платка, по-русски повязанного на голове. А из-за спины выглядывает ствол винтовки, перекинутой на ремне через плечо. Неожиданная деталь сразу вносит историческую конкретность в художественный образ. Трудно более убедительно рассказать о всенародной готовности населения страны, подвергшейся агрессии, защитить родную землю от полчищ нацистских завоевателей.

«У Бабьего Яра». Как художнику гневно показать жуткую страницу войны, обнажившую зверства фашизма? Борис Пророков и здесь не ординарен. Он изобразил не страшный овраг, заполненный тысячами трупов мирных жителей-евреев, а только трёх женщин, застывших поблизости. По условиям времени зритель видит русские лица, но в данном случае общечеловеческая трагедия включает в себя национальную. Незабываемы глаза молодой женщины, остекленевшие от ужаса увиденного, и суровые складки на лице старухи со свечой в руках, а стоящая в центре плотна прикрылась ладонями поднятых рук. Опосредованными средствами художник убедительно рассказал о гитлеровском геноциде, предоставив простор воображению зрителей. 29 сентября 1941 года в Бабьем Яре были расстреляны Соломон и Хана Кунявские — родители тёщи брата моей жены Ольги Файнберг Михаила Хайкинсона — Белгородского. Репатриировавшись в Израиль, мы отправили в Институт Героизма и Катастрофы европейского еврейства базовые данные о них с их фотографиями, как и данные об Олином дяде, враче-стоматологе Льве Ильиче Шулутко и его жене Сусанне, погибших в Брестской крепости, как и моих родственниках — жертвах голода в период Ленинградской блокады 1941-1944 годов...
«Голод». Женщина с истощённым лицом и закрытыми глазами, обвязанная от зимней стужи платком, прислонилась спиной к узорчатой чугунной решётке, ограждающей один из парков Ленинграда. Наклон тела показывает, что она теряет последние силы и сползает вниз, овеянная дыханием смерти. Художнику вряд ли удалось бы создать столь ёмкий и достоверный образ, если бы он не был участником героической обороны Ленинграда, если бы не делал зарисовки с натуры жителей, погибающих от голода, и на Литейном проспекте, и у Ростральной колонны, если бы лично не видел народной беды, запечатлённой им рисунком «В руинах».
«Тревога». Вновь изображена женщина с младенцем на руках, но теперь она спасается бегством, тесно прижав к себе самое дорогое и беззащитное существо. Позой, жестами, мимикой персонажей Пророков умеет сказать очень многое.
«Налёт». Здесь девочка, устремившая напуганный взор в небо, прикрывает голову от фашистского стервятника ладонями рук. Надёжна ли такая защита?

«Изуверство». Гибкое тело опрокинутой на спину молодой женщины с заломленными и связанными руками извивается от надругательства насильников, вызывая жгучее чувство ненависти и желание отомстить.
«Проклятие палачам». Запрокинутая голова женщины, проклинающей убийц, тоже взывает к отмщению.
«За колючей проволокой». В упругом взмахе женских рук с мотыгой, занесённой над оградой из колючей проволоки, столько решимости, что исход предугадывается. Фашистской неволе придёт конец.

Успешное выполнение Пророковым творческой задачи обусловлено спецификой его личности и особенностями эпохи.
Борису, уроженцу города Иваново, где он четырёхлетним видел расправу казаков над демонстрацией рабочих, выпала возможность учиться у выдающегося мастера плакатного искусства Дмитрия Моора, умевшего предельно скупыми художественными средствами добиваться действенности.
На пороге юности Борису довелось видеть и слышать Маяковского, который любил встречаться с «худкорами», как он их называл. Пророков пережил от встречи с «поэтом-трибуном» неизгладимое впечатление и по-своему начал выражать «громаду-любовь, громаду-ненависть».

Не зная передышки, он стал художником пятилеток, работал в редакции «Комсомольской правды». Его, молодого, видели на Магнитке, на возведении Челябинского тракторного завода, на многих других заводах, стройках, колхозных полях. Постепенно вырабатывался индивидуальный почерк рисовальщика – темпераментный, острый, мускульно – пластичный.
За год до начала Великой Отечественной войны ведущий художник «Комсомолки» Борис Пророков ушёл на боевую службу в военно-морской флот. Его тельняшку, бушлат и бескозырку опалила гарь боёв на самом переднем крае – в Гангуте. Художник неутомимо и мужественно разил врага и штыком, и боевым карандашом. Фронтовая газета «Красный Гангут» сохранила его рисунки и плакаты той поры.

Тяжёлую осень и зиму 1941-1942 года Пророков провёл среди защитников Ленинграда, а в грозные дни битвы за Кавказ военная судьба перебросила его в Новороссийск. Среди моряков-десантников и пехотинцев ходил по рукам уникальный журнал «Полундра», выпускавшийся Пророковым на Малой земле. С гордостью констатирую, что ближайшими помощниками отважного русского художника-моряка оказались два еврея: старший лейтенант Сойфертис, один из блистательных карикатуристов-«крокодильцев» (московского сатирического журнала «Крокодил») и совсем молодой моряк-десантник скульптор Владимир Цигаль, который впоследствии создаст мемориал в память о пережитом у стен героического Новороссийска.

Тяжело контуженный на фронте, Борис Иванович Пророков и после войны не бросил кисть, карандаш, перо, продолжая сражаться с идеологией фашизма и террора, за мир во всём мире, взывая к совести и бдительности граждан.
Потрясающая по своей силе публицистическая серия станковых рисунков «Это не должно повториться!» отмечена высшей наградой в СССР – Ленинской премией, а автолитографии «Танки – на дно!», «Мы требуем мира!», «Митинг» и другие известны во многих странах, оказывая гуманное влияние.
Всемирно известный художник-антифашист Давид Сикейрос справедливо отметил: «Картины Бориса Пророкова – великолепный художественный документ против войны, этого жестокого бича человечества и культуры».

ПОЗОРНАЯ СУДЬБА ИЗУВЕРОВ

На борьбу против фашистских захватчиков поднялся весь советский народ. Мне посчастливилось беседовать в Москве со всемирно известными художниками Кукрыниксами, Салаховым, с вдовой Корина, произведения которых тесно взаимосвязаны с данной тематикой.
О том, как трудились три неразлучных друга, работавшие под псевдонимом Кукрыниксы, составленном из начальных частей их фамилий и имени: Куприянов – Ку, Крылов – Кры, Николай Соколов – Никс - я рассказал выше.

Глубоким философским смыслом насыщена их картина «Конец» (1947-1948), рассказывающая о бесславном финале фашистского режима, выраженном в гротескно искажённых страхом фигурах фюрера и его приспешников перед неизбежным финалом.
Известно, что Гитлер, Геринг, Геббельс, Гиммлер покончили жизнь самоубийством. Кукрыниксы присутствовали на Нюрнбергском процессе и лично увидели, что представляют собою заправилы Третьего Рейха. Побывали они и в подземной канцелярии фюрера на Вильгельмштрассе, 9. Бесившие Гитлера насмешки неистощимых обличителей завершились художественно-образным показом справедливого приговора истории «отребью человечества».

ПОРТРЕТ ВЕЛИКОГО КОМПОЗИТОРА

С Первым секретарём Правления Союза художников СССР Таиром Теймуразовичем Салаховым я беседовал в Москве, когда решался вопрос о включении в план издательства «Искусство» книги о проблемах развития советской сюжетно - тематической живописи по материалам моей докторской диссертации.

Салахов старше меня на два года, но когда он вошёл молодцеватой походкой, высокий, стройный, энергичный, и начал уверенно говорить, я проникся глубокой симпатией к этому незаурядному человеку.
Вклад уроженца Баку, окончившего Московский художественный институт имени В.И.Сурикова, в советскую живопись, начиная с 60- ых годов, весом и самобытен. Он один из основателей и ведущих мастеров «сурового стиля».
В данном контексте я напомню только о «Портрете композитора Д.Д.Шостаковича», создавшего исполненную в блокадном городе на Неве «Ленинградскую симфонию». Работа над портретом начата в 1975 году на даче в Жуковке.

Салахов любил и понимал музыку, посещал концерты. 69-летний классик мировой музыкальной культуры 20 века был в это время тяжело больным. Позировать он всегда не любил. Тем не менее живописец создал монументальный портрет, в котором воспел мощь творческого духа композитора, певца героической и трагической эпохи. Без внешнего блеска, аскетичными средствами портретист воссоздал образ уставшего человека с глубокими бороздами морщин на лице и умным взглядом глаз. Напряжённая гамма локальных цветовых пятен: белоснежная рубашка, зелёный жилет, чёрный рояль, огненного цвета скамеечка – усиливает драматическое звучание образа и вместе с тем передаёт его несомненную богатырскую сущность. Шостакович, к сожалению, умер, не дожив до завершения работы над портретом. Но его увидело множество посетителей Государственной Третьяковской галереи.

«ПОЛЕВОЕ ЛИЦО» ПОЛКОВОДЦА

Слух о редкой одарённости живописца Павла Дмитриевича Корина, происходившего из древнего рода иконописцев, достиг Максима Горького. Приехав в мастерскую художника взглянуть на его картины, Горький восхитился и в 1931 году выхлопотал для Корина возможность выехать в Италию на три месяца. Павел Дмитриевич изучал работы классиков Возрождения. Сохранилось 160 писем художника жене, запечатлевших преклонение русского художника перед титанами Ренессанса.
В 1942 году, когда фронт находился в 30 километрах от Москвы, Корин трудился в своей мастерской на Малой Пироговской над триптихом «Александр Невский», посвящённым 700-летию разгрома немцев на льду Чудского озера. Окна мастерской выбила ударная волна от взрыва фашистской бомбы. Температура в помещении упала до минус пяти. Художник дыханием согревал коченеющие от мороза пальцы, но работы не прекращал.

Зато, когда на шесте была установлена копия с репродукции коринской картины, бойцы Волховского фронта фотографировались рядом с изображением Александра Невского и посылали живописцу благодарные письма.
Корин – единственный художник 20 века, который свыше трёх лет почти ежедневно препарировал трупы, изучая строение человеческого тела, в анатомическом театре Московского университета. Он знал анатомию человека, как никто другой. Даже в США выставка картин Корина в 1965 году прошла с таким триумфом, что срок её пришлось продлить. Цены на входной билет поднялись до рекордных сумм.

В 1945 году выдающийся мастер написал «Портрет Маршала Советского Союза Г.К.Жукова». Всматриваясь в этот парадный портрет, Жуков удовлетворённо сказал: «Лицо полевое». На воинском сленге похвала означает: какое бывает на поле боя.
Я привожу репродукцию с этого портрета потому, что именно Жуков, посланный Сталиным на замену растерявшегося Ворошилова, сыграл решающую роль в начальный период обороны Ленинграда. Он организовал рытьё ленинградцами оборонительных траншей на подступах к городу, отправку на фронт дивизий народного ополчения; создал защитный огневой вал артиллерией Балтийского флота; принял меры для оснащения защитников города на Неве вооружением и боеприпасами. Он энергично действовал около месяца. Затем был отозван на защиту Москвы, но фашистское наступление на Ленинград застопорилось. Позднее Жуков сыграл немалую роль и в Московской, Сталинградской, Курской и других битвах, а также при прорыве блокады Ленинграда. Не случайно он подписывал акт о безоговорочной капитуляции Германии в Берлине и принимал Парад Победы в Москве.

На портрете работы П.Корина выдающийся полководец, трижды Герой Советского Союза предстаёт во всём великолепии своего решительного характера и блеске множества почётных наград. Именно таким: мужественным, сильным духом он остаётся в памяти народов СССР и зарубежья, несмотря на недостойные попытки иных деятелей ухудшить память о замечательном полководце и патриоте.

НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО

Величественный мемориальный ансамбль Пискарёвского кладбища в Ленинграде возводился свыше десяти лет. Я приезжал на кладбище и до его появления, и после, когда комплекс творений архитектуры, скульптуры и поэзии предстал в единстве величавого увековечения подвига ленинградцев в годы Великой Отечественной войны.
Впечатление торжественности постепенно нарастает во время движения от входных павильонов, где расположены мемориальные музеи, по широкой трёхсотметровой аллее вдоль приковывающих взор, утопающих в цветах могил, к центральной фигуре Матери-Родины, которая держит перед собой символ бессмертия – гирлянду из вечнозелёных листьев лавра. Авторы монумента В.Исаева и Р.Таурит.
Завершает композицию декоративная стена с многофигурными рельефами из гранита, изображающими участников незабываемой эпопеи. Тут же проникновенные тексты. В центре стены стихи поэтов Ольги Берггольц и Михаила Дудина:

Подвиг свой ежедневный
вы совершили достойно и просто,
вы все одержали победу.
Пусть вечно склоняют знамёна
народ благодарный,
Родина-мать и город-герой Ленинград.

Мемориальный ансамбль – плод труда и вдохновения ленинградских архитекторов, скульпторов и поэтов, вынесших на своих плечах вместе с народом тяготы блокады. Скульптор В.Исаева, создававшая поэтический образ Матери-Родины, безвременно скончалась в начале 1960 года. 9 мая 1960 года состоялось открытие монумента.
8 мая 1965 года Ленинграду присвоено звание «город- герой» и вручена медаль
«Золотая звезда».
В день освобождения города на Неве от фашистской блокады композитор Дмитрий Шостакович писал: «Ленинград стоял и будет незыблемо стоять, как символ нашей мощи, как яркий светоч русской культуры, как крепость народного духа, как памятник несгибаемому мужеству свободного человека».
Поэтесса Ольга Берггольц увековечила память о 900 днях и ночах крылатым афоризмом: «Никто не забыт и ничто не забыто», запечатлённом в мемориале Пискарёвского кладбища.

ЗДРАВСТВУЙ, ИСТОРИЧЕСКАЯ РОДИНА!

Израиль встретил меня и Ольгу, прилетевших на Землю Обетованную промозглой осенью 1995 года из московского аэропорта Шереметьево-2, таким тёплым, ясным, солнечным утром, что это первое впечатление врезалось в память.
Мы быстро усвоили, что главный расход для пенсионеров – оплата аренды жилья, и согласились поселиться в приморском городе Ашдоде в квартире типа коммуналки, где другие репатрианты нам выделили свободную комнату.
Неподалеку оказался клуб ветеранов Второй мировой войны. Нас приняли радушно, помогли самодельной мебелью, и мы с успехом начали выступать с лекциями об искусстве.

По истечении срока договора на год хозяйка неожиданно потребовала освободить комнату, и пришлось переселиться в другую коммуналку, где в каждой из трёх комнат жили квартиранты. Там мы провели ещё год и вновь из-за прихоти хозяина оказались вынуждены искать новое жильё. На этот раз жена решила поселиться в скромной отдельной квартире, которая сдавалась неподалеку от рынка Бэт.

За два года пребывания в коммуналках я перенёс две операции, увлечённо работал над книгами поэзии и прозы. В отдельной квартирке продолжал трудиться над новыми произведениями, а вечерами на рынке Бэт собирал вынесенные продавцами помятые фрукты и овощи. Для прошедшего горнило Ленинградской блокады помятые, но вполне съедобные продукты являлись подарком.
Русскоязычные соседи многоквартирного дома относились к нам с уважением и помогали кто одеждой, кто небольшим ремонтом, кто приглашением в гости. Там мы прожили ещё семь плодотворных в творческом плане лет, выезжали на общественном транспорте с творческими вечерами и лекциями в сорок городов и посёлков Израиля, в некоторые неоднократно.
Зимой 2004 года в порядке очереди получили от министерства абсорбции социальное жильё в новом высотном здании близ морского побережья.

К тому периоду удалось в основном за свой счёт издать ряд книг и сблизиться с ашдодскими коллегами – фронтовым журналистом, доктором филологии Григорием Окунем и добровольцем с первых дней войны, доктором психологии Михаэлем Ярославским, ставшим в результате ранений инвалидом войны. Наша четвёрка, включая Ольгу, вошла в состав редколлегии нового «толстого» периодического Израильского литературно-художественного журнала «Русское эхо», в котором публиковались мои стихи и наши статьи, а те со временем перерабатывались в книги, получившие высокую оценку израильских и зарубежных экспертов и читателей.
И хотя со страшной силой били по нервам и по состоянию здоровья безосновательные издевательские нападки в печати на мой поэтический героический эпос «Евреи», а также многолетнее замалчивание других моих книг поэзии и прозы, всё же те, кто публично провозгласил своим критерием предвзятость (статья одного идеолога Л.Ч., члена правления Союза писателей Израиля, так и называлась «Судить обо всём предвзято») не учли стойкость, силу духа и веру в победу человека, выжившего в кошмаре Ленинградской блокады. Тем более, что, помимо недружелюбных антагонистов, нашлись на «русской улице» Израиля другие ценители, которые за книгу «Кистью, резцом, пером. К 60-летию Великой Победы» (Израиль, 2005 г.) присудили почётную первую премию на Всеизраильском литературном конкурсе имени Ицхака Зандмана - основателя, наряду с покровительствовавшим мне легендарным Абрамом Коэном, Всеизраильского Союза воинов и партизан — инвалидов войны с нацистами 1939-1945 гг. Денежная часть премии позволила приобрести компьютер.

В Ашдоде родился и другой периодический «толстый» журнал «Мысль» также под редакцией профессора Григория Окуня и также весьма почитаемый. Меня привлекли в редакционный совет журнала. Регулярные публикации в «Мысли» моих очерков по изобразительному искусству заслужили высокую оценку коллег-учёных и всех читателей.
Жизнь убеждает, что ничего не проходит бесследно. Кроме того, с течением времени возможна основательная переоценка ценностей.

БЛОКАДНИКИ ЛЕНИНГРАДА В ИЗРАИЛЕ

Общеизвестно, какие именно негативные факторы побудили многих жителей блокадного Ленинграда еврейского происхождения с членами их семей репатриироваться в Израиль, когда открылся «железный занавес».
Союз жителей блокадного Ленинграда во главе с Соней Барулей, входящий в Федерацию русскоязычных израильтян, возглавляемую депутатом Кнессета Софой Ландвер, развернул работу в Иерусалиме и других городах Израиля.
Решением Кнессета, принятым в 2001 году, жители блокадного Ленинграда, по примеру России, приравнены к участникам Великой Отечественной войны. На положительное решение Кнессета повлияла демонстрация присланных из России документальных фильмов о 900-дневной фашистской блокаде города-героя Ленинграда, ибо некоторые депутаты Кнессета, прибывшие из стран Азии и Африки, вначале не знали, о чём говорят депутаты – выходцы из России и стран СНГ.

В юбилейные дни Соня Баруля и её помощники организовывали в Иерусалиме в скромных кафе торжественно-траурные вечера для блокадников из разных городов и посёлков Израиля, на которых участники зажигали памятные встречи у стендов с фотографиями погибших родственников и где стояли весы с пресловутым пайком – 125 грамм хлеба для детей и иждивенцев. Обычно мы с Ольгой на два голоса зачитывали небольшую композицию по моим стихам.
О мероприятии, посвящённом 55-летию полного освобождения любимого города от кольца блокады, Соня Баруля рассказала в газете «Вести» 15 февраля 1999 года, в частности, упомянула: «Член Союза писателей Израиля Авраам Файнберг прочитал «Балладу о подвиге Ленинграда» и подарил книгу своих стихов для будущего музея».

Ценнейшим результатом деятельности Союза блокадников явилось издание фундаментальной книги «Чтобы помнили…» (Иерусалим, 2002, 380 стр. большого формата). Эпиграфом к книге послужили слова поэта Юрия Воронова:

И чтобы на земной планете
Не повторилось той зимы,
Нам нужно, чтобы наши дети
Об этом помнили, как мы.

В книгу вошли вступительная статья Президента Ассоциации историков блокады и битвы за Ленинград в годы Второй мировой войны Юрия Колосова, многочисленные воспоминания блокадников, проживающих в Израиле, и длинный список жертв блокады, составленный на основе архивных материалов, полученных из мемориального комплекса Яд ва-Шем, а также присланных ленинградцами, проживающими в Израиле. Всего в грандиозный скорбный список погибших родственников, занявший страницы 100-380, вошли данные о 9133 умерших, часть фамилий сопровождены фотографиями. Есть в печальном мартирологе и имена моих близких родственников…

Книгу, изданную на добровольные пожертвования блокадников-израильтян, С.Баруля разослала в разные страны.
Не забывает об участниках войны, узниках гетто и концлагерей, блокадниках также Федерация русскоязычных израильтян. По приглашению руководителей Ашдодского отделения этой Федерации Владимира Эйдельштейна и Ростислава Фишбейна я в 2000 году принял участие во Всеизраильском фестивале «Фронтовики, наденьте ордена!», где в присутствии 3 тысяч зрителей во Дворце конгрессов в Хайфе прочёл своё стихотворение «Праща Давида» и стал лауреатом. Открыла фестиваль председатель этой Федерации, депутат Кнессета Софа Ландвер чтением моего стихотворения, совпадающего с девизом фестиваля, который является ежегодным:

Фронтовики, наденьте ордена!
Пускай припомнит малая страна,
Пусть осознают юные умы:
Страшней фашизма не было чумы.

Ряды редеют в боевом строю.
Друзья стареют, кто не пал в бою.
В сердцах потомков вечно жив ответ
За тех, кого сегодня больше нет.

Евреям враг смертельный угрожал.
Вновь метят стрелы ядовитых жал.
Пусть ваша доблесть будет всем видна.
Фронтовики, наденьте ордена!

Софа сказала, что автор строк присутствует в зале, прожектор высветил моё лицо под бурные аплодисменты трехтысячного зала. Позднее С.Ландвер не раз зачитывала это моё стихотворение на митингах в честь Дня Победы в Ашдоде.
В 2001 году Федерация организовала Марш Победы из городов юга Израиля с посещением мемориальных комплексов Яд ва-Шем и «Гиват-а-Тахмошет» - Арсенальной горки, места жестоких боёв в дни войны 1967 года. Вот как написал об этом в газете «Время» за 3.03.2001 г. в репортаже «Из Ашдода маршем Победы» журналист Григорий Рейхман:
« Состоялось возложение цветов к подножию памятника героям Шестидневной войны.
Марш Победы завершился в зале мемориального комплекса праздничным концертом. Прозвучала литературная композиция, посвящённая Катастрофе и героизму, в исполнении жителей Ашдода Ольги и Авраама Файнбергов».

Незабываемым для нас явилось 9 мая 2001 года. По приглашению Федерации русскоязычных израильтян нас пригласили повторить композицию на торжественном заседании Кнессета. Тот же журналист Григорий Рейхман написал об этом корреспонденцию «Долгий путь к признанию» (газета «Время» за 24 мая 2001 г.). Привожу фрагменты его содержательной статьи:

«Далеко не каждое событие, происходящее в стране или за рубежом, заслуживает нашего пристального внимания, а лишь знаковое, символизирующее определённый поворот в государственной политике и общественном сознании, нуждающееся в дальнейшем осмыслением историками, социологами, маститыми «акулами пера». Именно таким событием, на мой взгляд, стало открывшееся утром 9 мая первое в истории Израиля торжественное заседание Кнессета, посвящённое Дню Победы над нацистской Германией. Заседание это происходило в присутствии приглашённых на него воинов – участников Второй мировой войны, представителей армий антигитлеровской коалиции. Большинство из них – репатрианты последней волны, наши отцы и деды – бывшие солдаты и офицеры Советской Армии, партизаны, юные борцы с нацистами, блокадники, труженики фронта и тыла. А ведь ещё несколько лет назад израильское общество их просто не замечало. Сама мысль о чествовании на высшем государственном уровне представителей полумиллионной армии советских евреев, вступивших в бой против Гитлера на стороне Красной Армии, казалась невероятной, из области фантастики».

Далее Г. Рейхман останавливается на процедурных подробностях и перечислении выступающих, завершая корреспонденцию абзацем: «В заключение бывший житель блокадного Ленинграда, ныне член Союза писателей Израиля Авраам Файнберг и его супруга Ольга исполнили литературную композицию, посвящённую Холокосту и героизму».
Григорий сделал в Кнессете фотографию, которую мы приводим.

Мы долго поддерживали организационную и дружескую связь с замечательным энтузиастом Соней Барулей, но когда в Ашдоде Арон Шмулевич возглавил местное отделение Союза блокадников, платить членские взносы и участвовать в мероприятиях стало сподручнее по месту жительства.

Главное достижение А.Шмулевича – установка первого и пока единственного памятника блокадникам Ленинграда в одном из парков Ашдода. Удалось получить немалую сумму из благотворительного фонда Государственного управления лотерей «Мифаль а-Пайс», возглавлявшегося в тот период бывшим вице-мэром Ашдода Шимоном Каценельсоном. В результате именно в нашем приморском городе-порте появился замечательный памятник, возведённый скульптором Алоном Владом Голдрингом.
Скульптор сумел извлечь декоративный эффект не только из контрастного сочетания белого и чёрного, но также из сопоставления свободной формы ребристых глыб камня и зеркальной поверхности плиты, на которой на трёх языках: русском, английском и иврите – высечено:
Памяти жертв 900-дневной блокады Ленинграда. 8.09.1941 – 27.01. 1944.
Символично мраморное навершие монумента. На нём будто летит в вечность трёхмачтовый корабль – символ Санкт-Петербурга, увенчивающий 73-метровый шпиль Адмиралтейства. Силуэт корабля отчётливо чернеет на золотистом фоне.
Памятник в зелёном сквере района Юд-Гимель открыли 25 октября 2004 года в присутствии представителей дипломатического корпуса, многочисленных блокадников и других жителей Ашдода. К нему не зарастает народная тропа.

Мы с женой, начиная с 1996 года, неоднократно участвовали в торжественном шествии ветеранов и инвалидов войны Ашдода и членов их семей по улице Рогозина, соединяющей два роскошных городских парка. С утра на несколько часов полиция перекрывала движение пассажирского и грузового транспорта, и колонна демонстрантов, с духовым оркестром и развёрнутыми знамёнами, поблескивая орденами и медалями, приветствуемая стоящими на тротуаре жителями, торжественно шествовала до места назначения, чтобы выслушать на митинге поздравления мэра и других ответственных лиц, утолить жажду из заботливо раздаваемых бутылочек с водой, посмотреть выступления артистов, вволю натанцеваться под музыку на свежем воздухе. Дети раздавали ветеранам алые гвоздики.

Авраам и Ольга Файнберги на открытии памятника жертвам Ленинградской блокады Алона Влада Гольдринга в Ашдоде 4 октября 2004 г.

«СТАСЬКА, НЕ УМИРАЙ!»

В «Комсомольской правде» я прочитал кричащие стихи поэта о смертельно больном художнике Стасисе Красаускасе. Глухим, заикающимся голосом Роберт Рождественский прочитал своё стихотворение и с телеэкрана. Литовец и русский подружились в ходе работы Красаускаса над иллюстрациями к поэме Рождественского «Реквием». Мольба не помогла. Стасис умер, не прожив полувека.
А какой был богатырь! Чемпион Прибалтики по плаванию, в честь которого в Каунасе организован традиционный Мемориал Красаускаса для молодых пловцов. А какой был красавец! Снимался в кино, пел в профессиональной опере. Как несправедливо, как преждевременно ушёл неунывающий, многогранно одарённый человек! И друг — поэт, казавшийся крепышом, прожил лишь 62 года...

Для меня Стасис Красаускас — один из любимых графиков. Его тонкая белая линия выделывала чудеса на чёрном фоне. Журнал «Юность» избрал его рисунок своей эмблемой, а я, увидев в Москве брелок с понравившимся символом, приобрёл несколько экземпляров. А когда после репатриации в Израиль издавал диск песен (композитор Эдуард Казачков) «Гимн любви» на тексты моих стихов, то для оформления обложки диска выбрал рисунок Красаускаса.

Во время пребывания в Литве надеялся познакомиться со Стасисом, но не пришлось.
Из его творений наиболее глубокое впечатление произвёл цикл из 36 гравюр «Вечно живые». На мой взгляд, это произведение уникально по художественной выразительности. Автор несколько лет трудился почти взаперти, никому не показывая до завершения. Такой патетический гимн человечности, такую полифоническую музыку линий о жизни и смерти, о войне и мире создать непросто. Кроме высочайшего профессионализма, потребовалась трепетная работа души, открывшая зрителю простор для раздумий и переживаний. Красаускасу чужд банальный пересказ событий. Он словно парит в высокой сфере, откуда смотрит взглядом философа и поэта.

Мне импонирует позиция мастера, критиковавшего художников, для которых «сводится на нет сама идея. Нет мысли. Нет боли. Есть только «как». С этим я согласиться не могу. И всегда иду от «что». «Что» - изначально, только оно должно диктовать «как».
Красаускаса нет. Но воспетые им борцы против фашизма поистине «вечно живые».

ГЕТТО ДЕВЯТОГО ФОРТА

Каунас — не только город сокровищ искусства. Война оставила неизгладимые зарубки. С экскурсией Оля посетила Девятый форт — тюрьму, где в камерах, в горячем и холодно карцерах, томились при царизме революционеры.
Каунас фашисты захватили через несколько дней после нападения на СССР. Согнали в Девятый форт столько евреев, что внутри тюрьмы места не хватило, обречённые ожидали трагического решения участи во дворе. Когда форт и двор переполнялись, «лишних» сразу уничтожали, задолго до Бабьего Яра.

На территории форта евреи прятали бежавших из немецкого плена красноармейцев. Гитлеровцам не приходило в голову искать беглецов в гетто. Многим евреи спасли жизнь, переправляя переодетых в штатское солдат через линию фронта.
Оля посетила литовское, польское и еврейское кладбища, где похоронены борцы с нацизмом. Постояла, склонив голову, у могилы Витенберга — руководителя еврейского сопротивления в Литве.

«ЛЕВЫЙ МАРШ» АЛЕКСАНДРА ДЕЙНЕКИ

Национализированной после Октябрьского переворота Третьяковской галерее сохранили наименование. В этом проявилось уважение к основателю. В последующие годы её роль крупнейшего собрания отечественного искусства ещё более возросла.
«Оборона Севастополя», на мой взгляд, самая впечатляющая картина о сопротивлении, оказанном фашистам на пути к гегемонии. Полотно написано по горячим следам в 1942 году. Художник, потрясённый фотоснимком разрушенного Севастополя, выполнил свою работу на одном дыхании.

Севастополь — его любимое место отдыха. Он нашёл там образы для «Будущих лётчиков» и других холстов. Известие о варварском разрушении города-героя вызвало у живописца взрыв эмоций, который передаётся зрителю. Певец света, добра, красоты восстаёт против сил зла, олицетворённых в чёрных фигурах эсэсовцев. «Ярость благородная» моряков, одетых в белые форменки, в их последней рукопашной схватке с врагом воодушевляет, как известная песня. Мастер создал синтетический образ Великой Отечественной войны, показав в действии разные рода войск. Корабли, самолёты, танки также участвуют в напряжённой битве.
Ненависть к завоевателям — оборотная сторона беззаветной влюблённости Дейнеки в жизнь. Он лаконично, монументально в картинах «Мать», «Раздолье», многих других славит физическую и нравственную красоту сильных, смелых, гордых людей. Его ясный, упругий почерк легко узнаваем.

В истории живописи Дейнека занимает место, аналогичное принадлежащему в поэзии Маяковскому. Не случайно оба великана сблизились, подружились. Творчество обоих отличается слиянием лирики и гражданственности, реализма и романтики, острым ощущением современности и душевной открытости. Закономерно, что Дейнека запечатлел Маяковского в момент работы над плакатами и написал картину «Левый марш». Это стихотворение художник вдохновенно читал наизусть в 1919 году на полустанке в степи красноармейцам. Газетные и журнальные вырезки со стихами кумира носил в кармане гимнастёрки. Маяковский учил Дейнеку простоте, преподнеся наглядный урок: отверг украшенную орнаментом обложку для книжки «Люблю», заменив своею, без орнамента, с крупно написанным словом ЛЮБЛЮ.

Когда станцию метро «Площадь Маяковского» потребовалось украсить, призвали Дейнеку. Он выполнил 35 мозаичных плафонов на тему «Сутки Родины».
Мировая известность пришла к Дейнеке ещё в 20-ые годы на Международных выставках в Европе. Он получил первую премию за картину «Девушка на балконе» на выставке в Питсбурге в 1931 году. Его очень тепло приняли во время поездки в Америку в 1935 году.
До конца жизни напряжённо работал, сохранив острое зрение. Умер накануне торжественного открытия юбилейной выставки к 70-летию со дня рождения.
Александра Дейнеку на протяжении творческой жизни не раз резко критиковали. Слева — за жизнеутверждающий пафос, справа - за формализм. Доходило до оргвыводов, снимали с занимаемых постов. Страсти с новой силой разгорелись после падения прежних канонов.

Конечно, Дейнека, как любой мастер, имеет недостатки, но, несомненно, он — неукротимый певец молодости, бодрости, жизнеутверждения. Ещё в 1919 году в курском журнале «Наши дни» 20-летний художник писал: «Наши мысли должны быть чисты и красивы. Ярки и радужны они должны быть, солнечны, как свобода».
Такая позиция не являлась исключительной. Народный артист СССР, руководитель Центрального театра кукол Сергей Образцов, обучавшийся во ВХУТЕМАСе (Всероссийские театрально-художественные мастерские) как художник одновременно с Дейнекой, в 1978 году в книге «Эстафета искусства» вспоминал о настроениях, господствовавших в начале 20-х годов: «Это слово было основным в работе и мечте страны. Будет. Будет Советская власть. Будет великое искусство всего народа. Оно выйдет на улицы, на площади. Оно будет радостным, ярким, жизнеутверждающим, оно будет романтическим и героическим, как эпоха, в которую живём. Будет, будет, будет, будет».

Дейнека настойчиво вырабатывал свой почерк. «Я, как никогда, думаю не об интимном искусстве для себя, а о большом, монументальном для многих» (заметки 1935 года). «Я люблю долго приглядывать, проверять, но видеть сразу, работу делать с удара» (журнал «Искусство», 1935, № 1). «Я очень чувствителен к малейшим формам ритма и удовлетворяюсь простыми цветовыми отношениями» («Автобиография»). Художник обязан глубоко и зорко видеть и понимать, чем живёт его родина» - кредо Дейнеки. У Александра Александровича не было детей. «Мои дети — мои картины», - повторял он.
На первой художественной выставке в Израиле, которую я увидел в фойе Союза художников в 1995 году в Тель-Авиве, привлекли внимание две скульптуры. Одна изображала установленный вертикально двухметровый половой член. Другая — составленная из дощечек фигура мужчины в рост в одежде с приделанным на месте фаллоса водопроводным краном. Я взирал с интересом, поскольку до того с подобным не сталкивался. Проходящий мимо русскоязычный посетитель обронил6 «Х...ое искусство». Конечно, у авторов новых веяний найдутся свои интерпретаторы и их поклонники, которые обольют грязью антагониста Дейнеку, искавшего в жизни и утверждающего в творчестве красоту, а не пошлость. И если хулители считают себя вправе обличать Маяковского и Дейнеку, то как же убого и низменно предлагаемое взамен!

КРЕСТЬЯНСКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ

Если А.Дейнека — художник широкого диапазона, вдоволь поездивший по родной стране, побывавший во Франции, Италии, Америке, то Аркадий Пластов — преимущественно домосед, в большинстве картин не отрывающийся от жизни родного села Прислониха Ульяновской области. В тысячах рисунков и этюдов, во множестве полотен он создал летопись бытия четырёх поколений односельчан.

Мне довелось видеть и слышать творца уникального изобразительного эпоса о крестьянской жизни и на зональной выставке «Большая Волга», и в Москве. Среднего роста, быстрый, лёгкий, с острым взглядом, со шрамом на лбу от удара топором в бытность секретарём комитета бедноты, он выглядел не академиком-лауреатом, а простым мужиком с негромким голосом.
В картине «Фашист пролетел» (1942) образы пастушонка, расстрелянного немецким лётчиком и бездыханно припавшего к родной земле, уцелевших осиротевших коров и овец, лающей вслед убийце собачки, тонких молодых берёзок, покрытых золотой листвой, всей скорбящей осенней природы - слились нерасторжимо в живописный реквием. В Государственной Третьяковской галерее я видел, как женщины, потерявшие в войну родных, стоя у картины, утирали слёзы.

Уверенная, точная кисть наблюдательного, вдумчивого мастера сумела запечатлеть и выставить напоказ крайнюю жестокость и одичание гитлеровцев, для которых кровавая вакханалия на захваченных территориях стала привычным делом.
В картине «Сенокос» (1945) вновь неразрывно связаны образы людей и природы, только в другом ключе. Каждая деталь подчёркивает долгожданное счастье Великой Победы, «но со слезами пополам». Мужчин не видно, лишь кряжистые старики, женщина да подросток. Стремясь к максимальной достоверности, Пластов изобразил своего сына, жену, соседей. Добиваясь впечатления монолитности шеренги косцов, он сознательно расположил их не на расстоянии друг от друга, а сплочённым рядом. Критики накинулись на «не знающего» сельской жизни автора, но попали впросак. Пластов, потомственный крестьянин из старого крестьянского рода, знал всё до тонкостей, но умышленно пренебрёг фактографией. Упоение Победой, охватившее живописца, выразилось в ликовании звонких красок его холста. Яркий солнечный свет, красота белоствольных берёз, изумруд и серебро листвы, аромат высоких трав, ярких полевых цветов — вся прелесть летней сельской природы звучат как гимн торжествующей жизни.

БЛИЗ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОЛИМПА

С тех пор, как московский Манеж переоборудовали в Центральный выставочный зал, в нём устраивались необъятные Всесоюзные и Всероссийские художественные выставки. После тщательных просмотров и обсуждений местными выставочными комитетами отбирались и свозились в столицу тысячи произведений живописи, графики, скульптуры, сценографии, декоративно-прикладного искусства. Специалисты формировали разделы, составляли каталог, перед открытием высокое начальство осматривали экспозицию, чтобы не проникла какая-нибудь «крамола».
Если удавалось застать подобную выставку, проводил в напряжённой работе целый день до закрытия зала. Всматривался в интересные произведения, делал записи, старался разобраться в тенденциях, в эволюции творчества знакомых авторов. Хорошо, что имелся буфет, позволявший подкрепиться. К концу дня уставал, голову ломило от усталости, но душа радовалась личному знакомству с грандиозными вернисажами.

Москва была эпицентром художественной жизни гигантской державы. Здесь находились руководящие органы власти, регулярно проводились крупнейшие художественные выставки, функционировали основные научно-исследовательские и пропагандистские учреждения, издательства, редакции главных газет и журналов, специализированные книжные магазины. Здесь сосредоточены кадры ведущих мастеров и искусствоведов. Я бывал в Ленинграде и Киеве, столицах республик Прибалтики и Закавказья. В каждом центре — свои достоинства, но по размаху и насыщенности художественной деятельности никакой иной город не выдерживал сравнения с Москвой.

То, что мне, начиная с 60-х годов, довелось многократно бывать в Москве, наладить личные контакты в Академии художеств, Союзах художников и Министерствах культуры СССР и РСФСР, Третьяковской галерее, Музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина, издательствах «Советская Энциклопедия», «Искусство», «Изобразительное искусство», журналах «Искусство», «Художник», «Творчество», «Юный художник», - явилось мощным стимулом роста. Было у кого учиться, на кого равняться. Вряд ли имеет смысл рассказывать обо всех, с кем довелось познакомиться, кто оставил в душе след.
Но некоторые яркие личности обойти молчанием невозможно и не хочется.

ГЕЛИЙ КОРЖЕВ ПРИГЛАСИЛ

Из московских деятелей сильное впечатление произвели председатель Правления Союза художников Российской Федерации Гелий Коржев и группа секретарей правления. Всех их связывала многолетняя дружба, и они пришли к руководству сплочённым коллективом. Учились в московской средней художественной школе для одарённых детей, открывшейся в 1939 году. В период военного лихолетья школу-интернат эвакуировали в село Воскресенское Башкирской республики. Там, упорно овладевая профессиональным мастерством, нередко недоедали. Подобное не забывается.
Когда в ходе беседы Коржев пригласил меня на заседание, я восхитился про себя атмосферой взаимного доверия, деловитости, там царившей.

Бесспорное лидерство принадлежало Коржеву. Его крупная фигура, интеллигентное лицо с окладистой бородой, несуетливые движения, умение выслушивать собеседника, умные реплики внушали уважение. Он занимал председательское место во главе стола и уверенно, чётко вёл заседание. Всеми признавалось за ним право решающего голоса. В такие моменты, благодаря колоритной внешности, он казался мне Зевсом местного значения.

Коржев по праву стал лидером целого поколения художников. Мало кто столь требовательно относился к творчеству. Не ленился переделывать свои произведения столько раз, сколько необходимо для удовлетворяющего решения.
Путь к признанию не был усыпан розами. Прошли годы, прежде чем выработался собственный стиль. Зрелый Коржев ворвался в живопись 60-ых годов как несомненный новатор. Он вывел из небытия форму триптиха, состоящего из трёх взаимосвязанных единым замыслом полотен. При этом представил персонажей крупным планом, максимально приблизив к зрителю. Композицию центрального холста построил по принципу кинокадра, не побоявшись срезать некоторые фигуры. Сдержанность цветовой гаммы, скупость деталей, непривычное построение — вся необычайная стилистика произвели такое впечатление на художников страны, что вслед триптихи, как грибы после дождя, стали появляться на многих периферийных выставках, но достичь уровня Коржева никому не удалось.
Центральное полотно триптиха «Коммунисты» называется «Поднимающий знамя». Самого Гелия Коржева я воспринимал знаменосцем.

Серию «Опалённые огнём войны» (1962 — 1967) он написал состоящей из 12 картин. Семь забраковал сам, выставив на суд зрителей и специалистов пентаптих: «Проводы», «Следы войны», «Заслон» «Мать», «Старые раны».
Вновь закипели споры. На этот раз основную часть больших холстов занимали человеческие лица, написанные крепкой, дотошной кистью. Изображение било по нервам, как остановленный кинокадр. Живописец учёл приёмы эмоционального воздействия итальянского неореализма, триумфально шествовавшего в те годы по киноэкранам мира. Как прикованный, стоял я напротив полотен «Мать» и «Следы войны», хотя смотрел издали, отойдя к противоположной стене зала. Поседевшая мать погибшего воина, застывшая в горе; солдат, глядящий в душу единственным уцелевшим глазом, - незабываемые образы. В лучших работах Коржеву удалось раскрыть духовную красоту людей в момент внешне сдержанного накала чувств.

В деятельности Гелия Михайловича импонировало уважение к искусствоведам. Он разговаривал со мной, как с равным, внимательно слушал, в то время как большинство художников относилось к искусствоведам высокомерно, как к обслуживающему персоналу. Будучи сыном архитектора, Гелий выделялся интеллигентностью. Помнил, как их многоквартирный дом пустел, когда по ночам приезжал «чёрный ворон» и увозил арестованных. Тревожная юность побудила вместо фамилии Чувелёв взять псевдоним Коржев.

ПОДАРОК ВИКТОРУ ИВАНОВУ

На творческую дачу Союза художников РСФСР «Челюскинская» для встречи с искусствоведами приезжал секретарь Правления Союза художников России Виктор Иванов. Я привык в Татарстане, что живописцы на собраниях выражают мысли коряво, оправдываясь: легче работать кистью, чем языком. В Москве и Ленинграде тоже далеко не каждый художник блистал культурой речи. Вдруг в лице В.Иванова встретил прирождённого оратора, умного, логичного, энергичного. Излагал сложные концепции свободно, убедительно. Некоторые заядлые говоруны-искусствоведы на его фоне слиняли.

Я слушал с захватывающим интересом. Рано полысевший Виктор Иванович говорил содержательно, эмоционально Никакого пустословия. Каждая фраза продуманная. Москвич ярко, образно рассказал о трудностях, которые пришлось преодолевать, воюя с косностью, предрассудками, власть имущих.
Моя реакция вылилась в четверостишие, которое начиналось словами:
Нас восхитил Ваш ум пытливый,
Увлёк широкий кругозор.
Вручил экспромт художнику. Показалось, он был растроган.

Коржев не раз говорил, что в московской художественной школе и в институте Виктора Иванова считали рисовальщиком номер один. Упорный, трудолюбивый, он не расставался с карандашом. Однако одного владения техникой недостаточно. Иванов почувствовал это по окончании учёбы. Он мечтал достичь уровня классиков, попасть своими полотнами в собрание Третьяковской галереи. Добился. Лучшие его произведения экспонируются в Третьяковке и в Русском музее.

Твёрдую почву под ногами обрёл в родной Рязанской области, куда начал с 1958 года ежегодно выезжать. Крестьянские будни дали материал для серии картин «Русские женщины». За внешней простотой разглядел нравственную красоту душ. Собственная культура и глубина помогли постичь народную глубину. Выразил с помощью тщательно продуманной, завершённой цветопластики.

«МЫ — ХРЕСТЬЯНЕ»

Видную, всё возрастающую роль играли братья Ткачёвы. Не выокие, щуплые, но очень подвижные, они стали академиками, лауреатами, секретарями Правления. Мне довелось общаться и с Алексеем, но особенно со старшим — Сергеем, который приезжал в Казань и на зональные выставки «Большая Волга».
Родились в крестьянской семье на Брянщине. Из десяти детей явную художественную одарённость проявили Сергей и Алексей. Восхищались творчеством Аркадия Пластова. О себе говорили: «У нас деревня в крови». От разных коллег я слышал ироническое выражение: «Мы — хрестьяне!» . Так осуждалось педалирование Ткачёвыми своего социального происхождения. Ежегодно с мая до поздней осени — в деревне. Углублённо вжились в конкретную сельскую тематику. Подобно Иванову, работали над циклом картин «Русские женщины». Энергия и трудолюбие позволили написать много картин. Мой знакомый искусствовед, еврей Игорь Круглый из Орла издал в Москве внушительное исследование о Ткачёвых.

Когда в столице поднялась волна русского шовинизма, влиятельные братья, как мне сообщили, не только не осудили, но, наоборот, приняли участие в активизации нездоровой атмосферы, распространившейся среди части художников. Если это правда, то не украшающая их биографию.

ПЁТР ОССОВСКИЙ ОДОБРИЛ

Едва в газете «Советская культура» появилась моя статья об одной из Всероссийских художественных выставок с анализом наметившихся тенденций, как, увидев меня, секретарь Правления Союза художников РСФСР Пётр Оссовский подошёл, пожал руку, поздравил. Статья понравилась. «Хороший урок некоторым нашим московским искусствоведам, которые не умеют конкретно анализировать», - сказал он. Столь высокой оценки от известного мастера я не ждал.

Оссовский родом из украинской деревни, но прочно вошёл в московскую когорту. Спортивный, крепко сбитый, он возглавлял институтскую команду по волейболу, был мастером спорта.. Выступал в качестве велосипедного гонщика. Превосходно играл в футбол. В живописи тяготел к эпосу. Выработал ясный, конструктивный почерк с упругостью линий, плотностью лепки формы цветом и светом. Отличался целеустремлённостью, трудолюбием. Делал десятки подготовительных эскизов в поисках окончательного решения сюжета, изготавливал варианты. При лаконизме внешней обрисовки проникал в индивидуальную сущность модели.
Съездил вместе с Виктором Ивановым на Кубу, выполнил, как и его друг, красочный цикл работ. Проведя десять дней в Мексике, три года разрабатывал «мексиканские» сюжеты, изучил историю страны, освоил испанский язык. Шесть больших холстов посвятил Диего Ривере. Влюблённо отразил мотивы Чехословакии, изучил чешский язык.

Много раз, выезжая летом на Псковское озеро, жил с рыбаками, запечатлел их нравственную и физическую силу. За годы поездок и упорной работы накопился огромный архив.
В циклах, посвящённых московскому Кремлю, блеснул новой гранью. Даже в названиях: «Века проходят над Кремлём», «Золотой Кремлёвский холм», «Победный Май», «Торжественный салют» - звучит поэзия. Пейзажи лиричны. Мягкая цветовая гамма передаёт глубину световоздушной среды. При взгляде возникает эстетическое наслаждение иного типа, нежели от прежних работ Петра Оссовского.

«ШИНЕЛЬ ОТЦА» ВИКТОРА ПОПКОВА

Ему, как другим талантливым сверстникам, нелегко удалось добиться признания. Помню, как в Москве именитый авторитет произносил с высокой трибуны бранные слова по адресу Попкова, только что ставшего лауреатом премии «Биеннале де Пари» - Международной выставки в Париже — за работу «Двое». Критик утверждал, что в картине между лежащими мужчиной и женщиной очевидна разъединённость, и за этот недостаток его наградило буржуазное жюри, поощряющее антигуманизм. Я полотна ещё не видел и с удивлением слушал оратора, известного приверженностью к официозу. Полагал, международной наградой следует гордиться. Вскоре отыскал репродукцию и не обнаружил никакой крамолы. Любовь между людьми многолика, не состоит исключительно из объятий. Случаются размолвки и ссоры. Об этом размышлял художник. Лобовая атака с требованием лобового решения в конечном счёте осрамила атакующего. А картина вошла в экспозицию Третьяковки.

Имя Попкова впервые широко прозвучало после появления оригинального полотна «Братская ГЭС», написанного на материале поездки в 1960 году в Сибирь. Ни одна репродукция не передаёт выразительности оригинала. Увидев в Третьяковской галерее подлинник, я поразился простоте композиции, психологической убедительности трактовки ярко освещённых образов пятерых рабочих на фоне бездонной темноты ночного неба. Уже в этом произведении выявилась особенность почерка художника: тщательная продуманность каждой детали. Так, увидев на одном персонаже ремень с армейской пряжкой, на другом — фуражку с голубым «авиационным» околышем, на третьем — тельняшку, можно догадаться: эти трое пришли на стройку после службы в армии и флоте. Главное, чем завораживает холст, что станет лейтмотивом всего творчества живописца, - раскрытие внутренней красоты рядовых людей.

Виктор Попков говорил: «Я знаю художников, которым в первую очередь важно «как». Я так не умею. Если нет жизненного толчка, я не могу писать». Поездка на Север дала новый стимул. Он привёз цикл картин о мезенских вдовах, старухах-бобылках, не дождавшихся с войны сыновей, мужей, об их стойких характерах. «Воспоминания» «Вдовы» и «Северная песня» - не надрывные произведения, в них поэтизируется безграничная щедрость не сломленных горем душ. Художник напряжённо раздумывает о связи поколений, о нравственном долге, о прекрасном, проступающем сквозь трагическое.

На мой взгляд, вершины художник достиг в картине «Шинель отца», над которой работал четыре года (1969-1972). Изобразил себя сорокалетним, примеряющим большую, не по росту шинель. Отец погиб под Смоленском в 36 лет. Уходя на фронт, сказал жене Степаниде Ивановне последние слова: «Ежели что, Стеша, помни мой наказ. Замуж не выходи, четверо их у тебя. Хорошего человека с четырьмя не найдёшь, а с плохим намаешься. Выучи детей, если сможешь».

Вместе с похоронкой с фронта прибыли вещевой мешок и шинель, присланные товарищами мужа, - всё, что от него осталось. Степанида повесила шинель в шифоньер. В голодные военные дни не раз обдумывала, не обменять ли её на продукты. Помня наказ мужа, замуж не вышла, всю жизнь посвятила детям. Шинель сберегла. И вот живописец примеряет на себя в сосредоточенном раздумье: достоин ли? За спиной, как тени, проплывают силуэты мезенских вдов — ассоциация, обогащающая смысл. Сердечная теплота и чистота духовного мира автора прорываются с пронзительной силой. Исповедь превращается в проповедь. Личная боль — в тревогу о судьбах новых поколений.
Виктор Попков погиб 42-летним. Случайный выстрел инкассатора оборвал жизнь. Неподалёку от «Челюскинской» находятся семейный дом с огородом и могила художника на кладбище.
Сегодня Третьяковская галерея и Русский музей гордятся полотнами, встречавшимися при жизни их создателя кривыми усмешками «авторитетов».

Творчество каждого из ведущей группы московских живописцев - «детей войны» : Коржева, Иванова, Ткачёвых, Оссовского, Попкова (посмертно) — отмечено присуждением Государственной премии СССР.
Выступившее на авансцену вслед за ними молодое поколение внесло новые веяния, ориентированные на другие ценности. Таков закон вечного обновления и развития. Однако в искусстве смена вех не означает отмены накопленного предшественниками опыта. Идеалы добра и красоты живы, пока живо человечество. Никакие новые моды не в состоянии их смести.

ТАТЬЯНА ЯБЛОНСКАЯ, ЖЕНЩИНА-ЛИДЕР

На первый взгляд кажется странным, что в большом многомиллионном государстве — Украине — лидирующее положение в живописи заняла женщина — Татьяна Яблонская, ученица Фёдора Кричевского в довоенном Киевском художественном училище. Но такова власть таланта. Она не считается ни с полом, ни с возрастом.
Я приехал в Киевский художественный институт, чтобы лично встретиться с Яблонской, имя которой вызывало у многих зрителей восхищение, а у некоторых коллег — зависть и озлобление. Отыскал дверь с табличкой, гласившей о местонахождении профессора, руководителя мастерской монументальной живописи. Однако хозяйку не застал. Начались каникулы. Преподаватели и студенты разъехались. Здание опустело.

Тем не менее знакомство с Татьяной Ниловной состоялось. Оно произошло у её произведений, которые видел в музеях, на выставках, в альбомах репродукций. В 50-70-десятые годы смелая женщина, действительный член Академии художеств СССР, получив несколько Государственных премий СССР, награды на Международных выставках, то и дело вызывала бурные дискуссии неожиданными поворотами своего творчества. Не раз казалось: страсти улеглись, новаторство Яблонской признали. Вдруг — новый поворот. Опять кипение страстей вокруг её имени. И вновь очередное поражение скептиков и оппонентов.

Мне эта неукротимая личность более всего понравилась попыткой нестандартно раскрыть тему Великой Отечественной войны в картине «Безымянные высоты» (1969). написанной после поездки на приднепровские сопки южнее Киева. В Третьяковской галерее увидел оригинал. Приятная для глаза тональность зеленеющих холмов. Тишина и шрамы войны. Пробуждение возрождающейся жизни. Следы рвов, окопов, воронок. По существу — реквием. Простор воспоминаниям.

Та же тема по-иному воплощена в полотне «Юность» (1969). Молодой парень остановился у крошечного озерка, отражающего голубой цвет неба. Когда-то здесь была воронка от взрыва бомбы. Острые стебли осоки похожи на штыки. А расстилающаяся вокруг, покрытая нежной травкой земля купается в тёплых лучах. Связь прошлого с настоящим показана не прямолинейно, а ассоциативно. Такая живопись требует работы мысли и чувства. Зато проникает в душу надолго.

Совершенно другими качествами привлекают холсты, в которых используются традиции народного украинского творчества. Яблонская вернула в профессиональную живопись наивную прелесть и чистоту изобразительного фольклора. В картинах «Молодая мать», «Лебеди», «Невесты», «Обручение», «Колыбель», «Май», «Лето» - простодушная доброта, обжитость, уют, гармония, ясность, декоративность звонкого цвета, плоскостность и орнаментальность простонародной стилистики помножены на опыт и эстетический вкус профессионала высшего класса.
Татьяна Яблонская вошла в искусство со своим голосом — убеждённым, искренним, далеко слышным.

ГНЕВ МИХАИЛА САВИЦКОГО

По республике Белоруссии война прокатилась огненным смерчем. Треть территории занимают леса, в которых укрывались партизаны. Фашисты, свирепствуя, проводили бесчисленные карательные операции, сожгли 431 деревню вместе с населением. За годы оккупации погиб каждый четвёртый житель Белоруссии. Тема героической борьбы с фашизмом заняла центральное место в послевоенной литературе и живописи. Двум выдающимся мастерам послевоенных лет, друзьям - писателю Василю Быкову и художнику Михаилу Савицкому — принадлежит видное место в моей душе. Оба честно, страстно, высокохудожественно отобразили войну.

Михаилу Савицкому нанесены неизгладимые раны. Из четырёх братьев, служивших в Красной Армии, трое погибли, а Михаил был десантником в осаждённом Севастополе и восемь месяцев сражался до последнего патрона. На пятые сутки после сдачи города попал в плен. Четыре раза пытался бежать из концлагеря. Его спасли, обнаружив в тифозном бараке Дахау потерявшим сознание.\
Потрясения фашистского ада закалили сталь характера. Последующие годы подчинены цели запечатлеть пережитое. Минское художественное училище и Московский художественный институт Михаил Савицкий окончил в числе лучших. По окончании ежедневно работал в неистовом темпе. Иногда нервы не выдерживали: воссоздавая обжигающую правду, бросал кисть. Работал по памяти, возвышая конкретику до символического обобщения, скупо и точно отбирая детали. «Для меня очень важно писать не как видишь, а как знаешь» - кредо Савицкого .

Картину «Партизаны» (1963) Савицкий называл своим «главным дипломом». Он трудился над нею четыре года. Прощание двух любящих показано строго и лирично. Затем возник цикл произведений, связанных сквозной темой - «Героическая Белоруссия». В картине «Партизаны. Блокада» (1966-1967) — накал чувств. Трагедия и гибель. Гибель от голода детей. Братская могила. Трупы покрыты пеленой. Коричнево-серый колорит. Художественный документ войны и величия человеческого духа.
«Витебские ворота» - вновь драматизм. Беженцы измождённые, но стойкие. Новому сюжету художник умеет придать монументальное звучание, конкретное возвышает до символического обобщения

Картина «Партизанская мадонна» (1967) произвела на меня впечатление ещё в репродукции. В Третьяковской галерее долго разглядывал подлинник. Сплав лиризма и монументального эпоса. Чистота вечного идеала материнства и реальность военных будней. Ассоциация с образами Рафаэля, Петрова-Водкина и определённость собственной стилистики, пропитанной драматизмом и просветлённостью монументального эпоса. Изображая исторически конкретные потрясения войны, мастер выявляет основополагающие начала жизни, в образах-символах раскрывает смысл жизни, борьбу добра и зла.
Не удивительно, что Савицкому оказалась по силам настенная роспись «Великая Отечественная война. 1944 год» (1970-1971) для Государственного музея Великой Отечественной войны в Минске. На площади в 48 квадратных метров художник создал сказ об освободительной народной борьбе против смертоносного врага.

Для того же музея узник Бухенвальда и Дахау создал глубоко выстраданную серию из 13 полотен «Цифры на сердце» (1974-1979). Он сдержал клятву поведать миру о зверствах фашизма и о сопротивлении жертв. «В фашистских концлагерях погибло около 11 миллионов жертв, а я выжил и должен рассказать об этом», - сурово говорил живописец.
«Творчество Михаила Савицкого даёт надежду, а это очень немало» - справедливо сказал Василь Быков.

МОНУМЕНТАЛЬНЫЕ КАРТИНЫ БЕЛОРУССКОГО ЕВРЕЯ

Май Вольфович Данциг — талантливый художник-еврей. Родился 27 апреля 1930 года — в один день со мной.. Окончил Минское художественное училище, затем Московский Государственный институт имени В.И.Сурикова. И сразу с 1958 года стал преподавать в Минском театрально-художественном институте.

В серии крупноформатных полотен Данциг проявил себя незаурядным мастером композиции. Таков его холст «Белоруссия — мать партизанская» (1968). На площади свыше 16-ти квадратных метров живописец разворачивает эпическое повествование о судьбе народа, вынужденного взяться за оружие. Рисунок Данцига чёткий, образы персонажей скульптурно пластичны, крепко взаимосвязаны в единую уходящую группу. Художник изобретательно находит ходы для выявления замысла. Так, пёстрым одеялом прикрыт станковый пулемёт «Максим», а поодаль таким же одеялом в аналогичной плоскости — ребёнок.

Холст «Партизанская свадьба» (1968) размером 3 х 5,5 метров я видел на выставке в Москве, и впечатление он произвёл ошеломляющее. В огромной многофигурной композиции Май Данциг средствами живописи создал своеобразную патетическую симфонию о любви и жизни наперекор войне и смерти. В центре картины прямо на зрителя идут девушка под белой фатой из домотканой материи, с патронташем на ремне, пулемётной лентой через плечо и винтовкой в руке, а рядом — молодой парень в телогрейке, крепко сжимающий автомат. По бокам от жениха и невесты — множество партизан, вооружённых винтовками и автоматами, сват с рушником, гармонист, женщины, дети. Обычное и необычное смешалось в белорусском лесу, где персонажи приносят клятву верности друг другу и Родине под нависшей тенью тревоги.

Необычен натюрморт Данцига «О Великой Отечественной» (1968). Героя повествования на холсте нет, но о нём красноречиво рассказывает предметный мир: ветка рябины, вставленная в большую артиллерийскую гильзу с рваными краями, часы на столе, окурки, смятая бумага рукописи, а за окном по контрасту — буйная листва. Средствами стилистической живописи художнику удалось вдохновенно передать напряжённость бега времени военной поры.

Май Данциг, несомненно, высококлассный художник, отмеченный почётными званиями и премиями. Он побывал в Италии. Выставки его работ прошли в Англии, Германии, Франции, Бельгии, Финляндии, Канаде, Индии и т. д. Всё же на его примере ясно прослеживаются плоды ассимиляционной политики: среди персонажей многофигурных композиций я не нашёл ни одной еврейской физиономии, а сколько наших соплеменников сражалось в лесах и болотах Белоруссии! Отрадно, что творец высокого искусства — еврей. Обидно, что негласный запрет на еврейские темы и образы наложил очевидную печать.

КОЛОКОЛА ХАТЫНИ

Классная руководительница 8 «б» класса школы № 50, в которой учился наш младший сын Леонид, организовала в весенние каникулы поездку со своими питомцами в Хатынь, где воздвигнут в 1966 - 1969 году мемориальный скульптурный комплекс в память о сожжении заживо 149 жителей, и о сотнях деревень, уничтоженных фашистами. Указатель к мемориалу «Хатынь» стоит справа на 54-ом километре шоссе Минск-Витебск. Казанские школьники воочию восприняли бедствия войны, о которых слышали на уроках.
22 марта 1943 года озверевшие от мужественного сопротивления партизан немцы согнали 149 стариков, женщин и детей в сарай, облили бензином и подожгли. От плача и стона сгорающих заживо людей, в том числе 75 детей, сердца палачей не дрогнули. Когда дверь сарая под напором десятков обречённых на жуткую смерть рухнула, и селяне, ставшие факелами, бросились бежать врассыпную, убийцы расстреливали их из автоматов.

Всё же нескольким хатынцам удалось спастись. На раненого семилетнего Витю упала скошенная свинцом мать Анна Желобкович, прикрывшая сына своим телом и таким образом вторично подарившая ему жизнь. Из девяти детей семьи Барановских в живых остался один — 12-летний Антон. Он упал, выбежав из сарая, поражённый в обе ноги пулями, замер, и немцы приняли его за мёртвого. Выбравшийся из-под головёшек обгоревший Иосиф Каминский отыскал среди трупов изувеченное тело своего сына Адама и услышал его предсмертные стоны.

Иосиф Каминский и стал прообразом главной фигуры мемориала — отец с телом погибшего сына на руках, увековеченный в бронзе белорусским скульптором С.И.Селихановым.
Ныне Хатынь — это 26 железобетонных первых венцов срубов пепельно-серого цвета на бывшей деревенской улице. 26 железобетонных калиток приглашают войти в дом, которого нет. На месте сгоревших изб — 26 обелисков и такое же количество колоколов — хатынский набат...

Мемориал «Хатынь» насыщен символикой. Дорога из белого мрамора. Чёрные гранитные плиты со сколами в центре, напоминающие крышу сарая. Беломраморный Венец Памяти с обращением к живущим и ответом погибших. Капсулы с землёй, привезённой из 136 белорусских деревень, не восставших из пепла, хранятся в урнах из стали и стекла на «Кладбище сожжённых деревень», где горит Вечный огонь.
Ныне Хатынь, как и Лидице, Орадур, - место паломничества тысяч и тысяч людей, которых волнует проблема выживания человечества. Кто не хочет воскрешения фашизма, должен знать о его преступлениях.

ЗЕМЛЯ, РАБОТА, ЛЮБОВЬ — ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ

Как-то, приехав в Москву, я узнал, что в Академии художеств СССР на втором этаже проходит открытое заседание Президиума. Решил заглянуть. Входная дверь была оставлена распахнутой, хотя заседание началось. Увидев впереди с правой стороны прохода свободное место, я быстро прошёл, чтобы оглядеться в поисках нужного мне в тот момент человека. Соседом оказался изящный латыш Индулис Заринь. Сразу узнал его красивое лицо, известное по фотографиям в прессе. Улыбнувшись, поприветствовал и спросил о ходе заседания. Индулис ответил приятной улыбкой и тихим голосом с латышским акцентом разъяснил. На нас оглянулись, пришлось замолчать.
Я глубоко уважал мастера, в творчестве которого слились лирика с публицистикой. Полотна «Песня. Латышские стрелки» (1967), «Посадим сады», «Песня жатвы» (обе 1975), триптихи «Зрелость» (1973) и «Сегодня в мире» (1982) впечатляют мужественной пластикой, цветовой гармонией, внутренним благородством. Обыденное представлено возвышенным.

Оригинальное решение антифашистской темы, соответствующее его гуманистическому пафосу, воплотил Заринь в картине «Весна 1945 года». Сам мастер ярко, образно раскрыл замысел своего произведения в одном из публичных выступлений: «Три вечны ценности есть у человека — земля, которая его вырастила, работа и любовь. В картине «Весна 1945 года» мне и хотелось об этом сказать. У каждого своё понимание Отчизны, но неизменно — как у моего героя — это и родные косогоры, поля, перелески, и жена, и ребёнок, и дом. Ради этого он, не щадя жизни, прошёл войну от начала до конца, вынес то, что невозможно вынести, завоевал победу. Он заслужил мир! Он счастье заслужил...».

В 1980 году это полотно в числе лучших работ И.Зариня было удостоено Ленинской премии.
Внутренне собранный, интеллигентный Заринь — один из образованнейших художников своего времени. Вместе с другом, тоже известным латышским живописцем Эдгаром Ильнером он ездил на два месяца в Римский Дом творчества Академии художеств СССР, находящийся по соседству с Ватиканом. Побывал Заринь в 60-70 годы в Англии, на Кубе, в Узбекистане. Участвовал в зарубежных выставках в десятках стран.
Гармоничные картины академика, народного художника СССР, профессора Академии художеств Латвии хранятся в Третьяковской галерее и других художественных музеях, не переставая воспитывать у зрителя тягу к мирной и достойной жизни.

В ГОСТЯХ У ПРОСЛАВЛЕННОГО ВАРПЕТА

У меня хранился записанный в студенческие годы номер телефона Шагена Хачатряна, однокашника по Петербургской Академии художеств. В искусствоведческой литературе не раз встречал его имя. Шаген стал директором Дома-музея Мартироса Сарьяна в Ереване и активно пропагандировал творчество варпета. Так почтительно именуют в Армении авторитетного учителя.
На мою просьбу организовать встречу со знаменитым на весь мир художником во время моей командировки в Армению Шаген ответил согласием, хотя возраст Мартироса Сарьяна — 89 лет — превращал надежду на свидание в проблему. И вот я в доме патриарха армянской живописи. Внешне здание не отличается от окружающих. Такое скромное, будничное. Только рядом выделяется оригинальная, уходящая ввысь башня, напоминающая часть древней крепости. Это и есть Дом-музей Сарьяна, выстроенный при жизни художника, являющегося гордостью армянской культуры, академика, Героя социалистического труда, отмеченного Ленинской и Государственной премиями СССР, другими высокими наградами.

Во дворе мы с Шагеном увидели женщин, занятых повседневными делами. Это родня великого человека. У мотоцикла возился, устраняя неисправность, сын художника — композитор Лазарь Сарьян.
После дополнительных переговоров Шагена мне разрешено было войти и в комнату,. В кресле сидел хозяин дома. Комната сравнительно большая, с красивой мебель., но не поражает роскошью. Сходство Сарьяна с портретом работы Павла Корина и с фотографиями, публиковавшимися в прессе, несомненное, только в данный момент варпет выглядит старше. Возраст наложил отпечаток. Лицо почти не улыбается. Жизненная энергия ослабла. Но речь эмоциональная, хоть и замедленная. Мозг работает чётко. Глаза поглядывают внимательно.

В заключительной части беседы, услышав, что я из Казани, с Волги, Мартирос Сергеевич сказал о намерении организовать выставку своих произведений в Волгограде, городе-герое, к которому у него особое уважение со времён Великой Отечественной войны.
В путеводителе по Еревану зоркий классик чётко написал: «На добрую память Аркадию Файнбергу. 4/05/1969 г. Мартирос Сарьян. Ереван».
Возможно, этот дорогой для меня автограф выдающегося человека относится к числу последних. После нашей встречи мэтр прожил три года и умер в возрасте 92 лет в мае 1972 года, оставив о себе неизгладимую светлую память.
Лейтмотив творчества Сарьяна — праздничная декоративность, звенящая радость, даже в натюрмортах. Характерно полотно «Армянам — бойцам, участникам Великой Отечественной войны. Цветы. 1945». В ковровой композиции можно увидеть не только растения армянских лугов, но и русские ромашки, киргизские маки.

Башнеобразный музей Сарьяна, открытый в 1967 году, отличается, помимо внешнего вида, необычностью интерьера. Движение зрителя происходит снизу вверх по спирали. Совершая уменьшающиеся круги вокруг оси, рассматриваешь развешанные на стене в один ряд картины, преимущественно пейзажи. Экспонаты для музея мой однокашник по Академии художеств разыскивал как в Советском Союзе, так и за рубежом.

В многогранном наследии варпета большое место занимают портреты. Моё внимание привлёк «Портрет писателя И.Эренбурга», принадлежащий к жемчужинам музея. Эренбург приезжал в Армению в 1959 году и несколько дней гостил у Сарьяна. Художник показал писателю родную страну, познакомил с известными деятелями культуры и рядовыми жителями. В те дни и написал портрет Ильи Григорьевича. Эренбург позировал Пикассо, Ривере, Модильяни, Матиссу, другим знаменитостям. Сарьян дал свою интерпретацию: во взгляде — нежность и глубина, ранимость души и отсвет напряжённой мысли. Всклокоченные волосы подчёркивают непокорность. Фоном послужили армянские горы.

Эренбург, в свою очередь, с уважением писал о «Чердаке мира» - Армении, где издавна философы и поэты мечтали о гармонии».
Новая встреча двух великанов, познакомившихся ещё в Париже, привела к появлению прекрасного портрета выдающегося писателя-антифашиста, статьи которого в годы Великой Отечественной войны звучали набатом в сердцах защитников родины на фронте и в тылу.

И ГРОТЕСКНЫЕ ОБРАЗЫ НЕЛЮДЕЙ ...

Выдающийся мастер Ладо Гудиашвили, лауреат Государственной премии Грузии имени Шота Руставели, народный художник СССР, Герой социалистического труда, профессор Тбилисской Академии художеств мобилизовал неиссякаемую трудоспособность, когда трудился над произведениями, изобличающими идеологию и практику «коричневой чумы». Он бичевал фашистов преимущественно в графических работах: станковых рисунках, плакатах, с гневным сарказмом изображая зверства гитлеровцев, уподобляя их животным.
Виртуозное владение линией позволило исследователям поставить обличительные рисунки Гудиашвили вслед за прославленными сатирическими произведениями Босха и Гойи.

Всего он создал около тысячи произведений графического искусства на разные темы. Один из крупнейших знатоков отечественной и мировой графики , член-корреспондент Академии наук СССР Алексей Алексеевич Сидоров, которого мне посчастливилось посещать в Москве, называл Ладо Гудиашвили «одним из величайших рисовальщиков нашего времени».
Ладо начал рисовать с шести лет, учился до Первой мировой войны в Тифлисе в школе живописи и скульптуры, по окончании войны семь лет совершенствовал мастерство в Париже. Декоративность, музыкальность, зрелищность его живописи восходит к древней грузинской миниатюре и стенописи, к пряной экзотике Востока. Не случайно по возвращении на родину за ним укрепилась репутация самого грузинского из грузинских художников нашего времени.

Коренастый, темпераментный, жизнелюбивый, приветливый Ладо Гудиашвили познакомился в Париже с Пабло Пикассо, подружился и выставлялся на выставке с Фернаном Леже, поддерживал тёплые отношения с Амедео Модильяни, Альбером Марке, Морисом Узрилло, Франсом Мозерелли, Михаилом Ларионовым, Натальей Гончаровой, Аристархом Лентуловым и другими мастерами, неизменно сохраняя самобытность. Тепло отзывались о грузинском чародее знакомые с ним Анатолий Луначарский, Сергей Есенин. Максим Горький, узнав о нарядных, филигранно отделанных иллюстрациях к поэме «Витязь в тигровой шкуре», предложил организовать выставку в Москве. Владимир Маяковский, с которым Ладо встречался в Париже и Тбилиси, восхищался стойкостью грузина в противостоянии французским влияниям и говорил собрату по искусству в кафе «Ротонда» на Монпарнасе: «Ты всегда сохранял своё лицо, и здесь, мне кажется, твоя тема старого Тбилиси будет пользоваться большим успехом».
Суждение Маяковского оправдалось. Гудиашвили в течение четырёх лет выставлялся в «Осеннем салоне», знакомя парижан с Грузией бедняков, с сюжетами о кинто, про которых говорил: «Кинто — это мелкие торговцы фруктами, содержатели духанов, кутилы, весельчаки, певцы и танцовщики». Острым социальным видением грузинской улицы и её обитателей Гудиашвили близок к художнику-самородку Нико Пиросмани, с которым неоднократно встречался, оказывая ему материальную помощь, пытаясь вовлечь в круг профессионалов. К воссозданию образа предшественника Ладо возвращался в картинах неоднократно до конца жизни.
За пять лет пребывания в Париже Гудиашвили участвовал в 22 художественных выставках в столичных городах Франции, Англии, Италии, Бельгии, Голландии, США. С триумфом прошла первая персональная выставка его произведений в Париже в 1922 году. Уже в 1925 году во Франции Морис Рейналь издал монографию «Ладо Гудиашвили» об иностранце, ещё не достигшим 30 лет, подчеркнув сохранение им национальной самобытности среди искушений Парижа.

Один из самых образованных и проницательных искусствоведов России Яков Тугендхольд в 1930 году опубликовал следующие строки: «Суровость грузинской фрески, пряность персидской миниатюры, мерцание мозаик (и некоторый налёт Гогена) - всё это сказывается на живописи и рисунках этого несомненно тонкого мастера, который, впрочем, ещё весь в периоде искания».
Лейтмотивом своего творчества в панно и фресках, в станковой живописи и графике, в иллюстрациях, в произведениях театрально-декоративного искусства Гудиашвили считал создание образа эпохи в контексте мировой истории. Сам художник в возрасте 66 лет писал о себе искусствоведу Дмитрию Молдавскому: «Я же работал, как фанатик, днём и ночью... Стараюсь встретить смерть хевсурской гордостью, карталинской выносливостью и кахетинским гостеприимством».

Достаточно назвать ряд картин, чтобы убедиться, как широк был круг интересов корифея грузинской живописи и как последовательно при том он вёл творческие поиски: «Хаши. Кутёж друзей» (1919), «Кутёж кинто с женщиной» (1920), «Встреча в Париже» ( 1922), «Испанские друзья» (1922), «Танец - вихрь» (1937), «Портрет жены Н.Гудиашвили» (1937), «Смерть Нико Пиросмани» (1946), «Легенда об основании Тбилиси» (1960), «Влюблённые» (1961), «Встреча в горах» (1977). Тематические разнообразия очевидны, но индивидуальный почерк мастера узнаваем на протяжении десятилетий. Со своей генеральной задачей — создать образ эпохи — художник справился, благодаря умению выражать исконную сущность жизненных явлений даже сквозь призму романтики и легенды.
Заметной вехой в жизни корифея, прожившего 84 года, являются гротескно - драматические антифашистские образы нелюдей, созданные преимущественно в 1942 году.
Классик похоронен в Тбилиси в Пантеоне на горе Мтацминда. В 1979 году, ещё при жизни маэстро, астроном Рихард Вест назвал открытую им малую планету именем Гудиашвили. С тех пор светлая земная деятельность рыцаря искусства обрела отклик в небесной сфере.

ТВОРЧЕСКАЯ МОЩЬ ВЫДАЮЩЕЙСЯ ЖЕНЩИНЫ

Скульптура — искусство трудоёмкое, зато произведения, созданные из особо прочных материалов: мрамора, гранита, бронзы — могут сохраняться века и даже тысячелетия
Говоря о советских мастерах, увековечивших память героев борьбы с фашизмом, нельзя не упомянуть всемирно известную Веру Мухину, ещё до Первой мировой войны обучавшуюся в Москве и Париже, осмотревшую шедевры Ренессанса в Италии,.Дочь состоятельного российского купца и француженки, Мухина обладала твёрдым характером и очевидной художественной одарённостью, общепризнанной в творческом состязании с эстетикой гитлеровского режима ещё в 1937 году на Всемирной выставке в Париже. Вспомним сказанное самой Мухиной: «Наш павильон стоял как раз напротив немецкого. Возникла неловкость, неудобство оттого, что группа «Рабочий и колхозница» летела прямо на этот павильон. Возник вопрос: «Нельзя ли повернуть группу?». Конечно, это было невозможно — она стояла в направлении самого павильона. Немцы долго выжидали, желая узнать высоту нашей группы. Когда они узнали, они над своим павильоном соорудили башню, которая была метров на десять выше нашей. Наверху поставили орла. Но орёл выглядел довольно жалко и казался маленьким».

Хорошо известны слова французского писателя-классика Ромена Роллана о 25-метровом монументе «Рабочий и колхозница», облицованном листами нержавеющей хромо-никелевой стали и ставшим символом Советского Союза: «На берегах Сены два молодых советских гиганта в неукротимом порыве возносят серп и молот, и мы слышим, как из их группы льётся героический гимн, который призывает народы к свободе, единству и приведёт их к победе».
А выдающийся бельгийский художник Франс Мазерель добавил: «Лично меня в этом произведении радует больше всего ощущение силы, здоровья, молодости, которое создаёт такой замечательный противовес чахоточной скульптуре западноевропейских эстетов».
В тяжёлые военные годы Вера Мухина работала медицинской сестрой в госпитале. Однажды её поразило изуродованное осколками мужественное лицо танкиста Б.А.Юсупова. «Да это же бог войны!» - воскликнула Вера Игнатьевна и изваяла в 1942 году сурово-правдивый портрет воина. Он оказался настолько выразительным, что попал в постоянную экспозицию Третьяковской галереи, где я видел его воочию. В послевоенные годы Герой Советского Союза полковник-татарин Барий Юсупов неоднократно приезжал из Башкирии в Казань на празднование Дня Победы, где выступал на митингах.

Мухиной принадлежат также другие портреты защитников Родины, в том числе обобщённый образ отважной русской девушки «Партизанка» (1942).

МОНУМЕНТЫ ПЛАНЕТАРНОГО ЗВУЧАНИЯ

Признанным лидером советской скульптуры военной и послевоенной поры стал Евгений Вучетич, знаменитые скульптуры которого установлены в Берлине, Волгограде и Нью-Йорке.
С началом Великой Отечественной войны обучавшийся во Всероссийской Академии художеств в Ленинграде Е.Вучетич ушёл добровольцем на фронт, пройдя путь от пулемётчика до командира пулемётного батальона на Волховском фронте.
Из-за ранения долгое время провёл в госпитале. Мне доводилось неоднократно встречаться с Евгением Викторовичем во время его приездов в Казань и видеть, какую страшную память оставила на лице война с фашизмом. Каждые несколько минут волевое энергичное лицо крупной головы вдруг искажала кратковременная гримаса страдания — так называемый тик — неизгладимый след тяжёлой фронтовой контузии.

Не удивительно, что прославление народного подвига в непримиримой борьбе против лютого врага стало основной темой творчества одарённого, решительного и физически сильного ваятеля.
Заказ на создание памятника в столице Германии скульптор Евгений Вучетич и архитектор Яков Белопольский получили, победив в конкурсе, в котором приняли участие около пятидесяти авторских коллективов, в том числе иностранных.
Работая в Берлине над ансамблем «Памятник воину-освободителю» в Трептов-парке (1946-1949), мастер воспользовался реальным фактом. Он узнал, что во время битвы за Берлин советские воины спасали немецких детей. Таких случаев стало известно несколько, Например, рассказывали, что испуганная девочка побежала по мосту в сторону русских. Гитлеровцы опешили, но, когда она почти добежала до советских солдат, открыли по ней ураганный огонь. Тогда из укрытия выскочил советский солдат и, прикрывая ребёнка своим телом, спас его, но получил ранение. Рассказ взволновал скульптора и подсказал ему идею монумента. После войны маршал Василий Чуйков сообщил о другом аналогичном эпизоде, назвав фамилию героя. Сержант Николай Масалов услышал во время жаркого боя детский крик из развалин дома и, рискуя жизнью, под пулями перенёс трёхлетнюю девочку в безопасное место.
Ваятель разыскал Масалова, расспросил о подробностях и запомнил облик молодого мужественного сибиряка, увековечив гуманизм советского солдата со спасённой немецкой девочкой на руках, отлив из бронзы 13-метровую фигуру воина-освободителя в походной амуниции и наброшенной на плечи плащ-палатке, разрубающего мечом фашистскую свастику. Монумент установлен на высоком кургане.

Позднее немецкие власти предложили легендарному солдату переехать в Берлин, но он остался жить в родном посёлке Тяжки Кемеровской области, где умер в 2002 году. А на мосту Потсдамер-брюке в центре Берлина установлена мемориальная доска, посвящённая подвигу Николая Масалова.
Характерно, что при строительстве мемориального комплекса в Берлине использованы запасы великолепного гранита, привезённого по заказу Гитлера из шведских карьеров, для возведения монумента в центре Москвы после ожидаемой фашистскими завоевателями победы. Однако мечты фюрера не сбылись.
Свыше 15 лет ушло у Евгения Вучетича и Якова Белопольского на создание грандиозного монумента защитникам Сталинграда, открытого в 1967 году к 50-летию Советской власти.

Около двух месяцев шли упорные бои на подступах к Сталинграду, а с сентября 1942 года свыше четырёх месяцев сражение велось непрерывно в самом городе. Возвышающийся над Сталинградом на 102 метра Мамаев курган много раз переходил из рук в руки. Ожесточение битвы достигло такого накала, что на каждом квадратном метре Мамаева кургана позднее обнаружили от 500 до 1200 осколков от бомб, снарядов, мин.
«Памятник героям Сталинградской битвы — это памятник величайшего исторического события, - писал Е.Вучетич. - Это памятник массе героев. И потому мы искали масштабность, особо монументальные решения и формы, которые, на наш взгляд, позволяли бы наиболее полно передать размах массового героизма».
На замысел и создание главной фигуры ансамбля — женщины-защитницы с поднятым мечом — повлияла воля Н.С.Хрущёва и его окружения воздвигнуть в СССР статую, превосходящую размером «Статую Свободы» в США, самую крупную на планете в тот момент. Соперничество двух сверхдержав в холодной войне предъявляло выдающемуся мастеру свои требования. Вучетич и его помощники справились с нелёгким заданием.

Я в Волгограде бывал неоднократно и, конечно, внимательно осмотрел архитектурно-художественный ансамбль на Мамаевом кургане. Ещё при взгляде издали доминирует установленный на вершине кургана монумент «Родина-мать». Приблизившись, я взирал, откинув голову назад. Это крупнейшее в мире изваяние человека. Высота фигуры — 52 метра. Поднятая рука держит 30-метровый меч. Внутри руки проехал бы автомобиль, а каждый палец превышает человеческий рост. Огромная фигура полая, с перегородками и стягивающими стальными канатами. В её внутренних помещениях — лаборатории, наблюдательные пункты с пультами. Через специальные помещения инженеры-альпинисты выходят на поверхность для осмотра монумента. Стальной меч тоже полый. Вначале он раскачивался от ветра, и металл обшивки гремел. Пришлось проделать отверстия - шлюзы для пропуска ветра. Работая над лицом статуи, Вучетич вспоминал монументальный, полный патетики рельеф Франсуа Рюда, украшающий Триумфальную арку на площади Звезды в Париже, а также черты лица своей русской жены.

Запоминаются и другие сооружения, включённые в ансамбль. У подножия кургана расположена композиция «Стоять насмерть». Из круглого бассейна, словно из самой Волги, поднимается воин-богатырь с автоматом в левой руке и гранатой в правой, с мужественным лицом, в котором выражена готовность победить врага. В чертах лица непреклонного защитника Сталинграда проглядывает портретное сходство с командующим знаменитой 62-й армией генералом В.И.Чуйковым, который призывал в инструкциях для штурмовых групп: «Автомат на шее, десять гранат под рукой, отвага в сердце — действуй!».
Ступени широкой лестницы ведут к двум стенам-руинам, представляющим собою своеобразную каменную летопись драматической и героической борьбы защитников на улицах города. Помимо изображений бойцов, стены-руины заполнены десятками надписей, сделанных посредством рельефов и контррельефов разными почерками и почерпнутых из документов военной поры. Например, грозный солдат с гордостью произносит: «Я из 62-ой!» - и устремляется в бой.
На следующей террасе — «Площадь Героев». Шесть скульптурных композиций, воссоздающих подвиги героев, составляют единое художественное целое с прямоугольным водоёмом и плакучими ивами по его берегам.

Ещё выше, в центре Музея боевой славы, пылает факел с Вечным огнём, а на стенах сверкающего золотом зала на мозаичных красных знамёнах из смальты начертаны имена и фамилии воинов, павших в Сталинградском сражении. Список погибших заполняет зал сверху донизу по всему периметру.
Слева от музея — склонённая над погибшим сыном скорбная фигура женщины-матери.
Все основные изваяния памятника-ансамбля выполнены в бетоне, относительно недорогом, но пластичном и достаточно прочном материале.
Ранее, когда Вучетич работал над монументом «Перекуём мечи на орала» (1957), ему понадобился натурщик с гармоничной богатырской фигурой. Скульптор искал нужную натуру прежде всего среди представителей разного вида спорта. Познакомился со многими гимнастами, борцами, боксёрами, тяжелоатлетами, гребцами, пока не выбрал наконец Михаила Гуревича — одного из чемпионов СССР по классической борьбе. Созданная мастером динамичная скульптура установлена перед зданием Организации Объединённых Наций в Нью-Йорке, и еврейский народ может гордиться тем, что прообразом послужил наш соплеменник - спортсмен-еврей с красивым, мужественным телосложением.
 

ВСТРЕЧА В ИЗРАИЛЕ С МОСКОВСКИМ ЕВРЕЕМ-ВАЯТЕЛЕМ

В начале 60-х годов казанских художников и искусствоведов пригласили на встречу с известным московским скульптором Львом Кербелем, получившим прекрасную профессиональную подготовку во Всероссийской Академии художеств в Ленинграде и в Московском Государственном художественном институте. Темпераментный еврей кратко сообщил, что в числе первых добровольно ушёл на фронт в 1941 году, а после контузии был направлен служить в Северный военно-морской флот. В 1958 году принял участие в работе над памятником татарскому поэту Габдулле Тукаю в Казани.

Я помнил великолепную статую, установленную на высоком постаменте в сквере центральной части Казани, и связывал авторство только с местным скульптором Садри Ахуном, как меня информировали и как писали в прессе. Оказалось, Кербель в немалой степени тоже приложил руку.
Сильнейшее впечатление произвёл рассказ ваятеля о работе над монументом Карлу Марксу. Гигантский гранитный монолит обладал такой непомерной тяжестью, что транспортировка и установка на площади Свердлова в Москве превратилась в сложную проблему. Опираясь на свежие воспоминания, Лев Ефимович образно рассказал, как мощные тягачи в ночное время бережно доставляли на место памятник. В голосе Кербеля чувствовалось и передавалось слушателям ещё не остывшее волнение. И он, и общественность понимали, что с появлением в столице столь высокохудожественного монумента сказано новое слово в отечественной пластике. Действительно, с того момента движение Кербеля вперёд и выше нарастало.

Во время той давней встречи я, тогда начинающий искусствовед, ещё не знал, что минет свыше трети века — и скульптор совершит головокружительную карьеру, удостоится всех высших в Советском Союзе наград, станет вице-президентом Российской Академии художеств, Героем социалистического труда, народным художником СССР, лауреатом Ленинской и Государственной премий СССР, кавалером многих орденов, обладателем иных почётных званий.

Мог ли я предполагать, что десятилетия спустя, встретившись на земле Израиля, мы, два еврея, участник войны и блокадник Ленинграда, обнимемся в Реховоте, а затем в Тель-Авиве, и что, безмерно уставший от перегрузок, связанных с мобильными переездами и официальными церемониями, 81-летний мэтр и его симпатичная супруга приветливо встретят меня и мою жену в гостинице, подарят альбом репродукций и календарь, выпущенный в Москве к 80-летию Льва Кербеля, и сфотографируются на память?

Я не знаю в послевоенном изобразительном искусстве сверхдержавы еврея, который достиг бы столь высоких рубежей и признания, как Лев Кербель. Его авторитет базируется на органическом сплаве таланта и трудолюбия. Свыше 70 монументов, около 200 портретов в бронзе, мраморе, граните - целая галерея образов великих людей и рядовых современников, воплощающих личностное обаяние.
Человечность и душевная чистота по-своему выражены в каждом облике. В частности, ваятель не скрывает своих симпатий, трудясь над образом красавицы-еврейки актрисы Элины Быстрицкой, композитора Оскара Фельцмана, писателя Бориса Полевого, вдохновенно создавал надгробие скрипачу Давиду Ойстраху. В творческом наследии Кербеля — выразительные памятники погибшим в Катастрофе евреям; воинам-журналистам, павшим на поле боя; медикам-героям; бойцам противовоздушной обороны; профессионально близким автору подводникам Северного военно-морского флота; памятник Г.К.Жукову на проспекте Жукова в Москве; мраморная композиция «Пьета» в зале памяти Мемориала на Поклонной горе в Москве.
Позиция скульптора совпадает с магистральной линией развития классического мирового искусства. Поэтому работы Кербеля бережно хранятся в Москве, Петербурге, Смоленске, Калуге, Ярославле, Вятке, Казани, Уфе, Тамбове, Симферополе, Новосибирске, а также в Берлине, Дрездене, Эрфурте, Мадриде, Варшаве, Гаване, Шанхае, Коломбо и иных городов мира.
Не скрою, мне приятно было прочесть дарственную надпись в преподнесённом мэтром альбоме: «Ольге и Аврааму Файнбергам с уважением к их замечательным человеческим и литературно-художественным качествам. - Л.Е.Кербель, 12.05.1998 г., Тель-Авив».
Контакт, зародившийся в Казани, с неожиданной силой вспыхнул на Земле Обетованной.
Монумент героям штурма Берлина и памятник танкистам, атаковавшим Зееловские высоты под Берлином, Кербель создал совместно с талантливым-скульптором евреем Владимиром Цигалем, тоже ровесником Октября, ставшим академиком, лауреатом, народным художником.

БЕССМЕРТИЕ РУССКОГО ГЕНЕРАЛА

Возведение памятника поэту-герою Мусе Джалилю на площади перед Спасской башней Казанского Кремля доверили Владимиру Цигалю. Работа талантливого скульптора заставила по-новому зазвучать прилегающий ландшафт. Ваятель решил прибегнуть к аллегории. Отлитая из бронзы огромная фигура полуобнажённого героя со связанными за спиной руками опутана колючей проволокой. Непокорно поднятая голова, несгибаемая воля и мужество, выраженные гордой позой поэта-антифашиста, славного сына татарского народа, не сразу были приняты лишёнными фантазии оппонентами, требовавшими портретного сходства, протокольного правдоподобия.

Глубокое впечатление произвёл на меня цигалевский памятник генерал-лейтенанту Дмитрию Карбышеву, установленный в бывшем фашистском концлагере Маутхаузен в Австрии. В феврале 1945 года гитлеровцы вывели генерала на мороз, раздели и поливали водой до тех пор, пока он не обледенел. Перед смертью генерал крикнул узникам, ожидавшим казни вместе с ним: «Выше голову, друзья! Думайте о своей Родине, и мужество вас не покинет!».

Участник Великой Отечественной войны, морской десантник Владимир Цигаль знал цену героизму. Он решил высечь статую замерзающего генерала из благородного уральского мрамора. Сам поехал на Урал, добился, чтобы рабочие вручную высекли в карьере необходимую мраморную глыбу, так как машина не в состоянии выпилить камень столь большого размера. 26-тонную глыбу ослепительного белого мрамора доставили в Москву по железной дороге.

На открытие памятника в Маутхаузене приехали несколько тысяч бывших узников и бойцов Сопротивления. Все были потрясены выразительностью монумента. Я видел только репродукцию, но и она оставила неизгладимое впечатление.

ПУБЛИКАЦИЯ ПОДГОТОВЛЕНА ВДОВОЙ АВТОРА ОЛЬГОЙ ФАЙНБЕРГ
по его книгам «Сверхдержава Авраама» (двухтомник, Тель-Авив,1998), «Искры прекрасного» (двухтомник, Тель-Авив, 1999), «Кистью, резцом, пером» (Израиль, 2005), «Уроки Ленинградской блокады» (Израиль, 2008). Последовательность публикации новелл выбрана публикатором по её усмотрению, согласно географическому и смысловому принципу, С ЦЕЛЬЮ СОЗДАТЬ ЕДИНУЮ КОМПОЗИЦИЮ.
В орбите внимания — произведения живописи, скульптуры, архитектуры ТОЛЬКО из стран бывшего СССР. Об антифашистской и иной тематике мастеров изобразительного искусства из других стран см. в вышеперечисленных книгах Авраама Файнберга.