ПОЛКОВНИК ВЕНИАМИН МИНДЛИН

Ефим Златкин В год 65-летия Великой Победы
___________________________________________________________________________

ПОЛКОВНИК ВЕНИАМИН МИНДЛИН

5 РАЗ ПРЕДСТАВЛЯЛСЯ К ЗВАНИЮ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

НИ РАЗУ ЕГО НЕ ПОЛУЧИЛ….

Поезд медленно пересекал белоснежные просторы Белоруссии, все ближе и ближе подтягиваясь к Москве. За окном вагона – январь 1983 года. Страна в ожидании. Что будет после смерти Брежнева? Об этом идут, не переставая, споры и между моими попутчиками. Прислушиваясь невольно к ним, я все больше думаю о своей встрече, которую так долго ждал. Хотя она могла так и не состояться, если бы не маленькая случайность…

Как-то в районном музее, что в городе Климовичи, я обнаружил новую экспозицию ко Дню Победы. На ней – фотографии молодого дерзкого полковника, а под ними – лаконичная подпись: уроженец Климовичей, полковник В.А.Миндлин, участник боев за взятие Рейхстага.
Увидеть это для меня было шоком! Да, как журналист городской газеты, я писал про всех фронтовиков – русских, белорусов, евреев, не называя национальности последних, как это было принято. Но такого уровня, такого масштаба среди героев моих очерков и зарисовок еще не было. Конечно, я загорелся. Еще бы! Полковник, дошел до Берлина! Да еще и еврей! Редактор Иван Иванович Журко был в восторге от моих новостей.
- Говоришь, полковник? Брал Берлин? Отпускаю тебе всю третью страницу! Запускай! – великодушно напутствовал он меня.
Все было правдой. И полковник, и герой Рейхстага… Но когда материал пошел в набор, выяснилось, что у моего героя не совсем обычные для слуха белорусов имя и отчество. Вениамин, да еще и Аронович…
- Чувствую, мне будет на орехи. Да ладно. Не оголять же мне газету таким классным материалом... Будет бомба! Но мы ее замедлим. Не будем писать ни имя, ни отчество. Везде – В.А.Миндлин. И точка. Фамилия, конечно, не белорусская, но это уже легче, – размышлял мой редактор.
Утром в белорусском городе Климовичи был действительно маленький шок. Вместо обычных героев, широко известных, был новый… Да еще какой!
- Сядь, послушай! – вызвал меня покрасневший то ли от негодования, то ли от взбучки редактор.
- Что это такое?! Мы воевали всю войну. А здесь какие-то Ароны в героях, - возмущался бывший партизан.
- Вы с нами посоветовались? – наставляли из партийных органов.
А третьи – немногие евреи города, да и честные советские люди, увидев меня, радовались, просили рассказать подробнее о Вениамине Миндлине.
Между мной и Вениамином Ароновичем завязалась дружеская переписка. Хотя нас разделяло по возрасту более тридцати лет, нашлось что-то общее. Оба еврея, и оба этого не скрывали. Гордились своим племенем – горячим и неспокойным. Во-вторых, мы учились в одних и тех же стенах школы города, правда, в разное время. В разное время жили в одном и том же поселке Михалин. Вениамин жил там, когда этот поселок был наполнен еврейским гомоном, еврейской жизнью. Я жил, когда от этой жизни осталась только лишь тень. И тем не менее мы бегали босоногими по одним и тем же проселкам, купались в одном и том же озере, ходили в одни и те же леса за ягодами и грибами. Словно мы чувствовали свои общие корни. И это нас роднило.
- Приезжай в Москву. Обо всем поговорим. Поверь, будет интересно, – как-то написал мне Вениамин Аронович.
- Командировку не выписываю. Дни отпуска берешь за свой счет. Куда едешь, никому не рассказываю, – подмигнул мне редактор, когда я поделился с ним своими планами.
И вот за окнами – разноцветные огни Москвы.
В ожидании остановки еще раз перечитываю письмо Вениамина Ароновича.

Тронут тем, что Вы меня прославляете в областной газете. Но тут, кажется, "занадта". Очень много они отвели места для меня. Мне кажется, что больше внимания надо уделять погибшим… Интересно знать, как отреагировали земляки на публикацию в "Магилеускай праудзе" Ведь такая публикация не может у некоторых не вызвать и отрицательных эмоций! Считаю, что выделение в музее отдельной экспозиции для Миндлина - тоже неоправданно. Я им об этом говорил в свое время. Не послушали… Как и обещал, высылаю Вам для ознакомления рецензии на Героев.
Из них я жив один. Учтите, что рецензия написана на меня чересчур возвышенно, писал ее генерал Кривошеин, чересчур возвышенную концовку я даже решил оторвать. Да, к праздникам неожиданно получил поздравление от Могилевского обкома партии и облисполкома, чему несказанно удивился. Когда Вы прислали газету- все прояснилось.
Следующее письмо.
Недавно видел" Надписи на стенах" Долматовского. И увидел там очень-очень мало фамилий, написанных 2- го мая 1945 года – в день капитуляции Берлина. Когда в 1945 году мы там бывали после этого, то каждый раз оказывалось, что поверх наших надписей более поздние наслоения - надписи тех людей, которым удавалось посетить Берлин позже. Как рассказал мне полковник ГДР, на Рейхстаге было около двух миллионов надписей. И каждый раз восстанавливали одни, закрашивая другие. Этот же немец мне рассказал, что реставраторы пытались расчленить те плиты, которые успели вырезать, они насчитывали 15-19 слоев. Поэтому на разных фото можно видеть разные надписи на одних и тех же фрагментах стен. Сейчас Рейхстаг восстановлен без купола и находится в английской зоне за Бранденбургскими воротами. Такова история.

Хочу напомнить, что это было еще до воссоединения Берлина.
Встреча с Вениамином Миндлиным была назначена у меня на одной из станций метро. Признаюсь, немного волновался. Все-таки он – боевой офицер, столичный житель, ответственный инженер всесоюзного телецентра. А я – журналист из белорусской периферии, далекий земляк…
Как из-под земли вырос моложавый человек с орлиным взором. Красивая улыбка, теплые глаза, крепкое рукопожатие. И с первой минуты ощущение, будто долго знали друг друга.
Да, много я уже знал о полковнике Миндлине. Знал из его писем ко мне, из его публикаций в столичных журналах. И за всем этим не знал, какие нравственные переживания, какие душевные потрясения пришлось пережить ему, боевому командиру.
Нет, он не боялся в боях, не боялся никого в жизни. Ведь он – из породы победителей! Но не всегда среди победителей хотели видеть его, командира с "пятым пунктом". Не всегда…
Он пригласил меня к себе домой.
В разговоре с Вениамином Ароновичем я не услышал жалобы на судьбу – она была благосклонна к нему. Хотя несколько раз был ранен, но остался в живых и дошел до Берлина! Он был награжден орденами Ленина, Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны первой степени, орденом Красной Звезды…
– Да у вас только не хватает звездочки… - не удержался я, рассматривая его мундир с боевыми орденами.
- Не только одной, пять звездочек не хватает, - улыбнулся полковник. Хотя и сказал это довольно жестко. И добавил: Сейчас об этом и говорить не хочется.
- Дарю тебе мои архивные документы. Когда-нибудь прочти на досуге. Мне это уже ни к чему, - на прощание проговорил Вениамин Аронович, протягивая мне пожелтевшие листки.
Когда я уже подошел к дверям, он добавил:
- Придет время, когда-нибудь расскажешь. Пять раз меня представляли к званию Героя Советского Союза. Один раз заменили "звездочку" орденом Ленина, во второй – на орден Отечественной войны, в третий раз – дали право присутствовать на подписании капитуляции Германии.
Никто, да и я, не стремился к званию Героя. Ведь воевали не за награды, воевали за своих родных, за свою землю. Конечно, было уже потом обидно, что обходили незаслуженно.
- А со званием? Ведь полковником, командиром полка тяжелых танков "Иосиф Сталин" вы стали уже в 27 лет, в середине войны. А после нее продолжали служить. И снова никакого продвижения? – спросил я, набравшись наглости.
- Бывает… - улыбнулся Вениамин Аронович и продолжил:
- Ты знаешь, иду я по Москве после военного парада в военном мундире. И вдруг передо мной вытягивается и отдает честь генерал. Я ему:
- Что вы?! Я же вам должен первым честь отдавать!
- Товарищ командир, - обнимает меня рослый генерал. – Вы же для меня были и остались первым командиром! Я же ваш лейтенант, - говорит он и называет свою фамилию.
И я вспоминаю, как принимал его под свое командование. Узнаю в этом величавом генерале своего безусого лейтенантика, своего взводного.
- Да, все бывает... – пытаюсь я как-то разрядить обстановку.
- Присядь перед дорогой. Я расскажу тебе еще что-то, коль так уж настроил меня на воспоминания, – подвинул мне кресло Вениамин Аронович.
- Ты думаешь, я особо печалился, что не присвоили генерала, героя?.. Нет. Было неприятно, да. Досадно, да. Но не больше. Жизнь захватила меня, продолжалась. А то, что было, с войной ушло на второй план.
- Давид Драгунский тоже ведь был командиром танкового соединения? Вы знали его? – интересуюсь у Миндлина.
- Конечно! Он одно время был, как и я, полковником, командиром танкового соединения. Дважды Герой Советского Союза, генерал- лейтенант. Среди евреев – воинов Великой Отечественной – только он один такой.
- Возможно, не нужно ему было поддаваться нажиму Кремля, возглавлять Антисионистский Комитет?
- Легко сказать – не нужно… Я в этом не судья. Я его ценил и ценю прежде всего за качества боевого командира.
Я перешел на новую тему.
- То, что в стране застой, видно всем. Но ведь должно что-то измениться сейчас, после смерти Брежнева. И сегодняшние руководители страны все-таки присвоят вам заслуженное звание Героя? – заметил я.
- Это вам, далеко от Москвы, так хочется. А здесь Москва. Она не так быстро строится, и здесь не так быстро все меняется, - на прощание сказал мне Вениамин Аронович.
…Через семь лет после этой встречи я улетал из Шереметьево в Израиль. Окинул прощальным взглядом заснеженную столицу с высоты полета, мысленно попрощался с Вениамином Ароновичем Миндлиным. Ибо только он один из близких мне людей оставался здесь.
И…новая олимовская жизнь, борьба за существование, за кусок хлеба закрутила. Да так, что не было ни минуты ни присесть, ни обдумать. Но все эти годы я чувствовал свой долг перед Миндлиным. Долг журналиста, долг еврея рассказать об этом необычном человеке. Тем более, в год 65-летия Победы…Может быть, компетентные власти Израиля обратятся с инициативой к руководству России, чтобы представленный много раз к званию Героя Советского Союза Вениамин Аронович Миндлин был награжден звездой Героя?
Хотя я не знаю, жив ли он сегодня.

Я беру в руки пожелтевшие страницы, которые передал мне в Москве Миндлин. Буквально перепечатываю их слово в слово.

ПРЕЗИДИУМУ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

Мы, бывшие руководители 8-го (3-го мк) гвардейского Прикарпатско-Берлинского, Краснознаменного ордена Суворова механизированного корпуса, в связи с 20-летием великой победы над фашистской Германией, ходатайствуем перед Президиумом Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза бывшим нашим подчиненным, командирам боевых частей корпуса: гвардии майору запаса Кунину Александру Михайловичу, гвардии подполковнику в отставке Костюкову Ивану Васильевичу и гвардии полковнику в отставке Миндлину Вениамину Ароновичу. Названные командиры во время Великой Отечественной войны, за совершенные ими героические подвиги в боях за Родину неоднократно представлялись к присвоению этого высокого звания, но не получили его.

Командир 8-го гв.механизированного корпуса
Герой Советского Союза, гв.генерал-лейтенант т/в запаса

С.Кривошеин.

Заместитель командира 8-го кв.механизированного корпуса
по политчасти, начальник политотдела гв.полковник запаса

М.Литвяк.

Заместитель начальника политотдела 8-го гв.мехкорпуса
гв.полковник запаса

И.Солодахин.

Дальше читаю ПРЕДСТАВЛЕНИЕ НА ПРИСВОЕНИЕ ЗВАНИЯ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

 Я еще и еще раз перечитываю странички писем, которые прислал мне из Москвы
Вениамин Аронович. Обращаю внимание на следующие строки.
«Вместе со мной с 1944 года воевал мой младший брат Сева. Он был командиром минометного взвода. Зимой 1945 года был тяжело ранен, работает доцентом в одном из вузов столицы».
Еще выдержки из писем:
«Осенью 1944 года наша промышленность выпустила новые тяжелые танки прорыва "ИС" (Иосиф Сталин). Шеф этих танков был сам Иосиф, и одна из бригад получила эти танки, а Москва утвердила меня ее командиром. Мой боевой путь – это и Кубань, и Новороссийск осенью 1942 года. 1943 год – освобождение Украины. Инициатива уже за нами! В июле 1944 года – Львов, Висла, знаменитый Сандамирский плацдарм. Ноябрь 1944 года – Первый Белорусский фронт. Далее Варшава, Познань, река Одер. Ноябрь 1945 года – знаменитые Зееловские высоты. И – даешь Берлин! Последний бой полка за РСХА (Имперское Управление Безопасности) на Принцальбрехштрассе. Полк стал берлинским. Капитуляция Германии. Вот был момент!»

Вызывают интерес воспоминания Вениамина Миндлина как очевидца Акта подписания капитуляции Германии. Предлагаю весь текст его рассказа об этом событии. Думаю, будет всем нам важно вернуться на 65 лет назад, ещё раз осознать историчность этого момента, значимость великой Победы, без которой не было бы ни нас, ни нашего еврейского государства.

Я привел письменный документ  таким, каков он есть.
Некоторые ярые "поборники справедливости" выдумали "ташкентский фронт" для евреев, намекая на то, что они просидели войну в далеком тылу, в Ташкенте. Зря придумали. Хотя из десятилетия в десятилетие кочевало в России это изречение…
Но факты говорят о другом. По количеству Героев Советского Союза воины-евреи на третьем месте – более ста пятидесяти солдат, офицеров, генералов удостоены этого высокого звания. Это притом, что в процентном отношении среди других национальностей евреи Советского Союза занимали очень маленький процент. При таком соотношении такое количество героев – просто невероятно! Но факт.
По существу, героев могло быть намного больше! Конкретный пример из жизни и боевой деятельности Вениамина Миндлина только подтверждает это. А сколько подобных фактов мы еще не знаем…
Вспоминаю слова своего отца, старшего сержанта Давида Златкина:
– Евреи не могли сдаваться в плен, евреи не могли переходить на сторону врага. Да, воевали все, но воины-евреи в случае плена были обречены…
- Сутками я вместе с другими выходил из окружения. После каждой деревни мы не досчитывались людей.
- За жидов, коммунистов умирать не будем, - слышал не раз от тех, кто оставался в примаках, кто снимал солдатскую форму. У евреев же не было выхода: или жизнь, или смерть. И идя на явную смерть, мы нередко оставались в живых…
Он не командовал полком, как Вениамин Миндлин, – не успел. В семнадцать лет стал солдатом. Потом, как курсант офицерского училища, был брошен с такими же юнцами, как он, на защиту Москвы. Вместо лейтенантских погон – сержантские нашивки. Ранение. Одно, второе, третье… Берлин уже брали другие!
Но сотни тысяч таких, как мой отец, простых солдат, ковали победу. На вершине ее – известные и менее известные еврейские полководцы Великой Отечественной. Среди них и полковник, еврей из моего города, что в Белоруссии, Вениамин Миндлин.
Его звезда воинского искусства и подвига сияет в памяти еврейского народа, в памяти сегодняшнего Израиля.
Я вхожу в поисковый портал в Интернете, пишу: Вениамин Аронович Миндлин – и читаю рецензию историка Арона Шнеера. Он приводит многочисленные примеры о том, как замалчивался героизм еврейских воинов, как отодвигались их награды в сторону.
И среди них -пример о Вениамине Миндлине.
Пять раз представлялся к званию Героя Советского Союза гвардии полковник Вениамин Аронович Миндлин. Впервые – в августе 1943 года, когда, командуя 10-й механизированной бригадой, «остановил продвижение дивизии СС “Великая Германия” и вместе с другими овладел г. Котельба». Второй раз – в сентябре 1944 г. «за исключительное мужество, проявленное в боях на Сандомирском плацдарме». В третий раз – в мае 1945 г. за «исключительное личное мужество и умелое руководство операциями 11-го отдельного тяжелого танкового полка во время прикрытия фланга 1-й танковой армии в районе Цильцефирц – Шифельбан». В четвертый раз – в связи с 20-летием Победы над Германией. В пятый раз – в связи с 25-летием Победы.
Что к этому можно добавить? Может быть, пришло время исторической справедливости? А вы все как считаете?